Возлюбленному владыке и честнейшему брату Келестину: Аврилий, Палатин, Антонин, Тут, Сервусдей, Терентий и прочие, обретшиеся на общем карфагенском соборе.

Как твоя святыня изявила вашу радость о прибытии Апиария, писанием, посланным чрез сопресвитера нашего Льва: подобно и мы желали бы, чтобы с радостью послано было настоящее писание о его оправдании. Ибо по истине, и наше и ваше расположение было чуждо недоверчивости, и не пытливым являлося оно, предварительно склоняясь в пользу его, как бы уже выслушанного, тогда как его еще надлежало вопрошание. И так, когда прибыл к нам святейший брат и соепископ наш Фавстин, мы созвали собор, и полагали, что он с Апиарием послан ради того, дабы как сей старанием его восстановлен был на пресвитерство, так и ныне возмог, его же попечением, оправдаться в толиких обвинениях, принесенных на него от жителей фавракинских. Но многочисленный собор наш нашел столь многие и столь великие беззакония Апиария, что они превозмогли действование вышереченного Фавстина, хотя то было покровительство паче, нежели суд, и ходатайство паче, екдику свойственное, нежели справедливость, исследователю приличная. Ибо во первых Фавстин сильно противостоял всему собору, нанося ему различные оскорбления, аки бы защищая преимущества римской церкви, и желая, чтобы принят был нами во общение Апиарий, которого твоя святыня прияла в общение, поверив его жалобе, кою он не мог доказать: однако и сие мало ему помогло, что ты лучше узнаешь, прочитав деяния собора. Ибо когда, в продолжение трех дней, с затруднением производился суд, на котором мы с сокрушением исследовали различные на Апиария обвинения: тогда Бог, праведный судия, крепкий и долготерпеливый, зело вкратце пресек и протяжение дела соепископом нашим Фавстином, и извороты самого Апиария, которыми он силился покрыть свои срамные беззакония. Недействительным соделалось досадное и гнусное упорство, и бесстыдное запирательство, которым Апиарий хотел заградити благо столь многих сладострастных дел. Ибо когда Бог наш стеснил его совесть, и пред всеми человеками обнаружил сокровенное в сердце, как бы уже осужденное самою гнусностью преступлений: тогда у коварно запиравшегося внезапно исторглось признание во всех, принесенных на него обвинениях, и он наконец добровольно сам себя обличил во всех, едва вероятных сквернах, и таким образом, и самую надежду нашу, которой мы вверяли его, желая, чтобы он мог очистити себя от столь постыдных пятен, обратил в плач. Таковую скорбь нашу он умягчил единым токмо и единственным утешением, тем, что и нас освободил от тяготы непрерывного сетования, и для собственных своих ран, хотя невольно, и с борьбою своей совести, приуготовил наконец врачевство в своем признании. И так, первое исполнив долг подобающего почитания, умоляем вас, господине брате, дабы вы впредь не допускали легко до вашего слуха приходящих отселе, и не соизволили впредь приимати в общение отлученных нами: ибо твоя досточтимость удобно обрящет, яко сие самое определено и Никейским собором. Ибо аще сие является тако соблюдаемым касательно низших клириков и мирян: кольми паче хощет собор, чтобы сие соблюдаемо было касательно епископов. И так те, которые в своей епархии отлучены от общения, да не явятся восприемлемыми в общение твоей святыней, с намерением, и якоже не подобает. Подобно и бесстыдные побеги пресвитеров, и следующих за ними клириков, да отженет святыня твоя, как сие и достойно тебя. Ибо и не возбранено сие для Африканской церкви, никаким определением отцев, да и определения Никейского собора, как клириков низшей степени, так и самых епископов, явным образом, обратно отсылают к собственным их митрополитам. Разумно и праведно признал он, что какие бы ни возникли дела, они должны оканчиваемы быти в своих местах. Ибо отцы судили, что ни для единой области не оскудевает благодать Святого Духа, чрез которую правда иереями Христовыми и зрится разумно, и содержится твердо, и наипаче, когда каждому, если настанет сомнение о справедливости решения ближайших судей, позволено приступали к соборам своея области, и даже ко вселенскому собору. Разве есть кто-либо, который бы поверил, что Бог наш может одному только некоему вдохнуть правоту суда, а бесчисленным иереям, сошедшимся на собор, откажет в оном? Притом, как будет тверд заграничный суд, пред который необходимые лица свидетелей не могут представлены быть, то по немощи, или от телесного сложения, или от старости, а то по многим другим препятствиям. О том, чтобы некие, аки бы от ребра твоей святыни, были посылаемы, мы не обретаем определения ни единого собора отцов. Ибо, что прежде от вас, через тогоже соепископа нашего Фавстина, прислано было к нам, как бы из постановлений Никейского собора, того мы ни как не могли обрести в вернейших списках правил сего собора, с подлинников снятых, которые получили мы от святейшего Кирилла, нашего соепископа александрийской церкви, и от досточтимого Аттика, епископа Константинопольского, и которые, еще прежде сего, чрез пресвитера Иннокентия и иподиакона Маркелла, принесших оные к нам, посланы были от нас к Бонифацию, блаженные памяти епископу, вашему предшественнику. Итак не соизволяете, по просьбе некоторых, посланных сюда ваших клириков исследователями, и не испускайте сего, да не явимся мы вносящими дымное надмение мира в церковь Христову, которая, желающим видеть Бога, приносит свет простоты и день смиренномудрия. Поскольку же слез достойный Апиарий, за непростительные свои непотребства, даже братом нашим Фавстином отлучен от церкви Христовой: то мы остаемся без опасения, что его и впредь, при искусстве и точности твой святыни в сохранении братския любви, Африки отнюдь не потерпит.

Подпись: Бог наш да хранит на должайшее время вашу святыню, господин брат, молящуюся о нас.¹⁾

(II Всел. 6; IV Всел. 9, 17)

Послание настолько ясно и основательно, что все римские епископы до Николая I (до половины IX века) никогда более не предъявляли таких прав, как это делали Зосима и Целестин. С Николая I на западе начинает действовать новое каноническое право, и с этого времени, естественно, все принимает иное направление, чем какое было в период неразделенной церкви. О высших церковных инстанциях, имевших право поставлять окончательный приговор в судебных делах, мы уже говорили в толкованиях 6 правила II вселенского собора и 9 и 17 правил IV вселенского собора, – и все, сказанное там, служит толкованием и вышеприведенного послания африканских отцев к римскому епископу Келестину.

Повод к написанию двух этих посланий подал некий пресвитер Сикки по имени Апиарий. Мы намерены истолковать их кратко и сжато, объясняя только смысл, а не каждое слово, чтобы избежать многословия.

Несомненно, дело этого Апиария устроилось промыслительно, для того чтобы настоящий Собор пригвоздил к позорному столбу надменные нововведения, которые предстояло измыслить папам Рима: непогрешимость, единовластие, мифическое право апелляций – и, кроме того, чтобы стало очевидным, что еще с тех пор западные пытались подделать и исказить писания священных Соборов и отдельных отцов, а у греков и вообще восточных христиан, напротив, те же самые книги сохранялись в неискаженном виде. Все это доказывается двумя посланиями данного Собора.

Но будем говорить по порядку. Упомянутый Апиарий, пресвитер Сиккской епископской области в Африке, был соборно обличен в совершенных им канонических преступлениях и отлучен от общения со своими сопресвитерами, епископами и клириками. Два раза он отправлялся в Рим – и при папе Зосиме, и при папе Целестине – и там был принят этими папами в общение. Более того, получив от них представительные грамоты, он возвращался в Африку в сопровождении папского представителя еп. Фавстина, который хотя и приложил все силы к тому, чтобы снять с Апиария возводимые на него обвинения, выступая скорее как покровитель, чем как судья, и скорее как защитник, чем как тот, кто старается исследовать дело, но трудился он напрасно. И действительно, Апиарий, обличаемый собственной совестью, открыто признал себя на самом деле виновным в том, в чем его обвиняли, как говорится во втором послании к Целестину.

И вот, мы видим, как непогрешимость папы пригвождена к позорному столбу: двое пап и их представитель – третий – беззаконно вступили в общение с отлученным и, следовательно, согрешили. И настоящий Собор обличает папу Целестина, говоря, что никто не поверит, будто Бог может все правосудие отдать в руки одного епископа, т. е. Римского, а не в руки стольких епископов, собравшихся на Собор: «Никто не поверит, что Бог наш может внушить правосудие кому-то одному, а бесчисленному множеству епископов, собравшихся на Собор, откажет в этом». Вот и единовластие папы низвержено.

Папа Зосима дает своему представителю Фавстину инструкцию, иначе говоря, письменное предписание и повеление, в котором приводит правило Сардик. 5, определяющее: «Если епископ будет обвинен и епископы его митрополичьей области осудят его, пусть он апеллирует по поводу своего осуждения к епископу Рима, который пошлет от себя судей, чтобы они судили этого епископа». Папа приводит также 14-е правило того же Сардикийского собора, определяющее, что пресвитеры и диаконы, отлученные вспыльчивым епископом, должны иметь право переносить свой суд к соседним епископам. Оба эти правила Зосима ложно надписывает как принадлежащие I Вселенскому собору в Никее. Однако Карфагенский собор сравнил эти два правила со списком правил, который с самого начала принес с собой Цецилиан, а также с подлинными и наивернейшими списками тех же самых никейских правил, которые были позднее присланы Аттиком Константинопольским и Кириллом Александрийским через пресвитера Иннокентия и иподиакона Маркелла (эти же лица были посланы Карфагенским собором отнести подлинные списки Бонифацию Римскому), и нашел, что никейские правила ничего подобного не определяют. Тем самым Собор доказал, что Зосима лжет и, следовательно, отстаиваемое им право принимать апелляции от неподвластных ему епископов, пресвитеров и диаконов вымышлено и ложно. Потому, чтобы впредь решительно положить конец апелляциям к Римскому епископу, Собор не только намеренно посвятил этому вопросу два правила, 36-е и 134-е, но и с настоянием написал Целестину: «Благоволите не посылать сюда своих клириков следователями и не соглашайтесь на это, даже если просят, чтобы не оказаться нам вносящими чадную мирскую надменность в Церковь Христову, которая желающим узреть Бога несет свет простоты и день смиренномудрия». И еще: «Впредь не принимайте так легко и не выслушивайте приходящих отсюда к вам и не принимайте в общение тех, кого мы отлучили». И об Апиарии Собор написал, что, даже если папа желает его оправдания, Африка более не потерпит его, но будет презирать как преступника.

И наконец, Собор доказывает, что у западных книги искажены, а у восточных – истинны. В послании к Бонифацию об этом говорится так: «Кто сомневается, что самыми верными греческими списками Собора в Никее будут те, которые, когда их принесут из такого множества разных мест, из знаменитых греческих Церквей, после сличения друг с другом окажутся согласными друг с другом?»

Когда Апиарий, отлученный африканским собором, удалился к папе Келестину и был разрешен им от отлучения, то с ним послан был в Карфаген епископ Фавстин, чтобы исследовать, вместе с собором, обвинения против него. Когда дело было окончено, собор послал Келестину настоящее послание, в котором жалуется на Фавстина за то, что он вступался за Апиария, как патрон, т. е. оказывал ему покровительство, помощь, вместо суда, – защиту, свойственную экдику, вместо справедливости, приличной исследователю, т. е. судящему; противился собору и доходил до оскорблений, как бы защищая привиллегии, т. е. преимущества римской церкви (патронат и привиллегии – слова римские или латинские), и старался, чтобы он (Апиарий) был принят собором. Впрочем, ему не удалось это; но Бог вскоре пресек все протяжение дела (παρολκάς), т. е. проволочки и притязания со стороны Фавстина, и извороты (τριψεργιας), т. е. затяжки и препятствия делу со стороны самого Апиария, расположив его признаться в взводимых на него обвинениях. Описав, как это случилось, послание присовокупляет: «итак прежде всего (έν προφατω), т. е. в самом начале, в первых словах, исполняя долг подобающего почтения к тебе (Келестину), молим, дабы вы не принимали легко тех, которые бывают лишены нами общения, и чтобы не были поспешно (σπουδαίος) возстановляемы тобою в общение те, которые наказаны лишением общения в своей епархии». Кроме того (отцы) желают, чтобы пресвитеры и прочие клирики, убегающие бесстыдно, т. е. без уважительной причины, были изгоняемы и возвращаемы к своим епископам; просят и о том, чтобы клирики судились у своих епископов; упоминают об относящихся сюда правилах никейского собора и говорят, что нигде не было определено, чтобы от папы были посылаемы особые исследователи и исполнители, как бы от ребра его, т. е. близко стоящие к нему по чести, почетнейшие, приближеннейшие. «Ибо мы, говорят (отцы), не нашли ничего такого в списках (правил никейских), присланных нам Кириллом, епископом александрийским, и Аттиком константинопольским. Итак не соизволяйте делать этого и не попускайте, чтобы в церковь Божию вносим был «чад надмения», т. е. какое-нибудь нововведение, разрушающееся и исчезающее быстро, как дым; но пусть, говорят, простота и смирение, как свет, приносят день желающим узреть Бога, т. е. пусть как свет делает день ясным и дает видеть то, что подлежит чувствам, так простота и смиренномудрие дают освещение уму, чтобы видеть Бога, т. е. познать Его, сколько возможно.

Лишенных нами общения не соизволяйте потом принимать в общение, что определено и никейским собором. Ибо вот и Апиарий, принятый тобою, сопротивлялся собору и нанес ему оскорбление; но, наконец, обратился, обличил себя и кончил тем, что стал вопиять (о помиловании).

Отцы собора, получив несомненные и вернейшие списки никейского собора и не найдя в его правилах такого определения, чтобы папа посылал своих подручных, пред которыми бы производились дела по апелляциям епископов или клириков, написали к Келестину, римскому папе, чтобы он более не возстановлял в общение, поспешно и не как следует, тех, которые подверглись отлучению, и чтобы не принимал на себя пересмотра дел епископов или клириков, осужденных (местным собором)на извержение, не посылал своих пресвитеров я не возлагал на них рассмотрения жалоб; но каждый из осужденных должен просить, если хочет, нового суда у собора своей области, или даже у вселенского собора, дабы не показалось, что в Христову церковь вносится мирское надмение. Представили и то, что дела такого рода наносят оскорбление церквам; ибо пресвитер Апиарий, по благословной причине удаленный из Сикской церкви, и потом пришедший к римскому епископу Келестину, принятый им [в общение] и посланный в Африку епископом Фавстином, который должен был восстановить его в пресвитерство и исследовать возведенные на него Фаравракийцами обвинения, – этот бесстыднейший человек нанес оскорбления собору, который не принимал его по той причине, что были на лицо обвинители и обличали его. И только после многих пререканий и бесстыдных запирательств, быв приведен в стеснительное положение как посторонними уликами, так и своею совестию, публично признался в взводимых на него преступлениях и обратился к стенаниям и слезам.

Когда Апиарий был отлучен африканским собором, и удалился к папе Келестину и был разрешен от отлучения, с ним послан был в Карфаген епископ Фавстин – с тем, чтобы он исследовал обвинения против него. По окончании этого дела, собор послал Келестину настоящее послание, в котором прежде всего обвинял Фавстина за то, что он незаконно вступался за Апиария; потом извещал, что дело было решено на основании признания Апиария, и просил Келестина не принимать поспешно тех, которые, быв отлучены собором, восстают против него. К сему присовокупил, что и никейские отцы не дали определения, чтобы папа посылал в Африку исследователей, что этого не находится в списках, присланных епископами Александрийским и Константинопольским.

От посланиа сего (карфагенского) собора, еже к римскому папе Келестину: правило, 138. Яже от нас отлучени суть общениа, отселе на общение таковых не мозите приимати, якоже и никейскии собор повеле. Се бо и Апиар приат быв тобою, собору противяшеся, и досаждение нанесе, и на последок обратився, и сам себе обличи, и стенанием соверши.

Толкование. Приемше святии отци преписана никейского собора правила, безблазна же и преистинна, и не обретше в правилех тех, повелевающего им, еже папе посылати своя диаконы, и осуждение епископ или презвитер, истязовати от нашего собора, написаша Келестину папе римскому, оттоле отлученых ими от общениа, удобно: якоже подобает ко общению не приводити, или собором их осужденые на извержение епископы, или причетники приимати, и своя презвитеры посылати, и искушение собора возлагати на ня: но кийждо от осужденного к собору своея области да припадает, аще хощет; или и еще, да ко вселенскому собору, да не мирскую буесть вводя в Христову церковь вменишися, и поругание церквам наводя; сеже представиша ему от самех дел. Презвнтера бо Апиара, сущия в Сикии церкве собор достойные ради вины, от презвитерства изверже. Он же потом к Келестину папе римскому пришед, и приат быв от него, и с Фавстином епископом, послан бысть ко африкийскому собору, писание имы, яко да вдадят ему паки презвитерство. Да истяжут же Фавстина, и яже от него бывшая, от тавракинских человек, нанесеная нань согрешения, безстуднее сего истощанием указа, яко не достоин есть на общение приати, и собору поругание наводит, яко не хотящу приати его на общение, понеже клеветници стояху пред лицем его, и облнчаху его. По многих пререканиих, и безстудных отвержениих в тесноту пришед, ово убо от обличениа, ово же и от своея совести обличаемь, пред всем собором исповеда, яко вся согрешения яже на мя сии глаголют, мною сотворена суть: н на стонание и на плачь обратися.