Содержание

Правило 91 Василия Великого

Из сохраненных в церкви догматов и проповеданий, некоторыя мы имеем от письменнаго наставления: а некоторые прияли от апостольского предания, по преемству в тайне, и те и другие имеют едину и ту же силу для благочестия. И сему не воспрекословит никто, хотя мало сведущий в установлениях церковных. Ибо аще предприимем отвергати неписанные обычаи, аки не великую имеющие силу: то неприметно повредим евангелию в главных предметах, или паче сократим проповедь в единое имя без самыя вещи. Например, прежде всего упомяну о первом и самом общем, чтобы уповающие на имя Господа нашего Иисуса Христа знаменались образом креста, кто учил сему писанием? К востоку обращаться в молитве, какое писание нас научило? Слова призывания при приложении хлеба евхаристии и чаши благословения, кто из святых оставил нам письменно? Ибо мы не довольствуемся теми словами, о коих упомянул апостол или евангелие, но и прежде и после оных произносим и другия, как имеющие великую силу в таинстве, приняв их от неписаннаго учения. Благословляем такожде и воду крещения и елей помазания, еще же и самаго крещаемаго, по какому писанию? не по преданию ли, умалчиваемому и тайному? И что еще? самому показыванию елеем, какое писанное слово научило? Откуда и троекратное погружение человека? и прочее бывающее при крещении, отрицаться сатаны и аггелов его, из какого взято писания? Не из сего ли необнародываемаго и неизрекаемаго учения, которое отцы наши сохранили в недоступном любопытству и выведыванию молчании, быв здраво научены молчанием охраняти святыню таинства? Ибо какое было бы приличие, писанием оглашати учение о том, на что непосвященным в таинство и воззрение не позволительно? И далее. Сия есть вина предания без писаний, дабы к многократно изучаемому познанию догматов не утратили многие благоговения, по привычке. Ибо иное догмат, а иное проповедание. Догматы умалчиваются, проповедания же обнародываются. Род же умолчания есть и неясность, которую употребляет писание, неудобосозерцаемым творя разум догматов ради пользы читающих. Посему то все зрим к востоку во время молитв, но немногие знаем, яко чрез сие ищем древняго отечества рая, который насадил Бог в Едеме на востоке (Быт. 2:8). Такожде, стоя молитвы творим во едину от суббот, но причину сего не все знаем. Ибо не токмо, яко совоскресшие Христу и долженствующие искати горняго, стоянием во время молитв, в день воскресения, напоминаем себе о благодати нам дарованной, но и потому сие творим, яко день сей мнится быти неким образом чаемаго века. Почему, яко начало дней, и у Моисея наречен он не первым, но единым. И бысть, глаголет, вечер, и бысть утро, день един (Быт. 1:5): аки бы един и тот же день многократно круговращался. И так единый, который есть купно и осмый, означает оный существенно единый и истинный осмый день, о котором и псалмопевец упоминает в некоторых надписаниях псалмов, назнаменует собою по сем веке грядущее состояние, день непрестающий, невечерний, безпреемственный, нескончаемый оный и нестареющий век. И так основательно церковь научает питомцев своих бывающия в оный день молитвы в стоянии совершати: дабы, при частом напоминании о нескончаемой жизни, мы не оставляли в небрежении напутствия к оному прославлению. Но и вся пятидесятница есть напоминание воскресения, ожидаемаго в будущем веке. Ибо единый оный и первый день, будучи седмикратно уседмеричен, составляет седмь недель святыя пятидесятницы. Пятьдесятница, начинаясь первым днем седмицы, им же и оканчивается. Пятьдесят крат обращаясь чрез подобные промежуточные дни, сим подобием подражает веку, как бы в круговом движении начинаясь от тех же знаков, на тех же и оканчиваясь. Церковные уставы научают нас предпочитати в сии дни прямое положение тела во время молитвы, ясным напоминанием как бы преселяя мысль нашу от настоящаго в будущее. При всяком же коленопреклонении и востании, мы действием показуем и то, яко грехом низпали на землю, и то, яко, человеколюбием создавшаго нас, паки воззваны на небо. Но не достанет мне времени повествовати о неписанных таинствах церковных. Оставляю прочее. Самое исповедание веры, дабы веровати во Отца и Сына и Святаго Духа, из каких писаний имеем мы? Аще по благочестивому умозаключению, имея долг тако веровати, како крестимся, из предания о крещении производим исповедание веры, подобное тайнодейственному изречению в крещении: то да позволят нам, по такому же заключению, и славословие возсылати подобное исповеданию веры. Но аще образ славословия отвергают, яко неписанный: то да представят нам писанныя доказательства, как исповедания веры, так и прочего нами исчисленнаго. И так поелику столь много есть неписаннаго, и оно имеет толикую силу в таинстве благочестия: то единаго ли не попустят нам речения, которое дошло до нас от отцев, которое мы обрели оставшееся от невымышленнаго обыкновения в неповрежденных церквах, и которое имеет немалую важность, и немалую приносит пользу силе таинства?1) 2)

Cвященноисповедник Никодим (Милаш)

(I Всел. 19; Трул. 102; VII Всел. 7; Василия Вел. 87).

Настоящее (91) и следующее (92) правила взяты из книги святого Василия о Святом Духе (περί τού άγίου Πνεύματος), написанной святым Василием около 375 года по следующему поводу.

В один из праздничных дней Василий совершал богослужение в своей церкви, в которой был и блаженный Амфилохий, епископ Иконийский, и много верных; было тут и много еретиков, которые ненавидели Василия и искали удобного случая обвинить его хотя бы в чем-нибудь. Молясь во время богослужения, святой Василий, соответственно моменту службы, произносил то слова: слава Отцу чрез Сына в Духе Святом (διά τού Υίού έν τψ άγίψ Πνεύματι), то, в том же смысле: слава Отцу с Сыном вкупе со Святым Духом (μετά τού Υίού σύν τψ Πνεύματι τψ άγίψ). Это дало повод еретикам обвинять Василия в том, что он не исповедует истинное божество Духа Святаго. Амфилохий обратил на это внимание святого Василия, который написал по этому поводу книгу о Святом Духе, где он оправдывает выражение σύν τψ Πνεύματι и доказывает, что одинаковая слава приличествует Сыну и Духу Святому, как и Отцу, ибо Они одинаковой сущности с Отцем. О причинах, побудивших святого Василия написать настоящую книгу, говорится в первой ее главе. В ней святой Василий, между прочим, упоминает об устном предании, имеющем огромное значение в деле решения многих вопросов церковного учения, причем из мест этой книги, где св. Василий сильнее выдвигает значение устного предания, составлены настоящие два (91 и 92) правила, а именно — из 27 главы (66 и 67) и 29 главы (71) упомянутой книги.

В первом из этих правил (91) святой Василий говорит, что догматы и проповеди (δόγματα καί κηρύγματα, dogmata et praedicationes, догматы и проповедания) проистекают из двух источников, или из письменного учения (έκ τής έγγράφου διδασκαλίας), или же из апостольскаго Предания (εκ της των Αποστόλων παραδόσεως), принятого и сохраняемого тайно, причем оба эти источника имеют одинаковое значение для благочестия. Во второй половине правила святой Василий объясняет, почему в церкви преданием многое сохранено от Апостолов и их преемников, и как на этом предании основываются многие обычаи церкви.3)

О значении обычая святой Василий говорит в своем послании к Диодору Тарскому, и в толковании этого послания, или иначе 87 правила святого Василия, мы сказали об этом сколько нужно. В настоящем (91) правиле святой Василий еще сильнее выдвигает значение обычая. Если будем отрицать, говорит он, неписанные обычаи (τά άγραφα τών έθών) и утверждать, будто они не имеют великой силы (μεγάλην δύναμιν), то мы намеренно умалим значение Евангелия в главных предметах, или, проще говоря, сведем все, что там сказано, на простую игру слов. При этом из предметов благочестия, сохранившихся в церкви по неписанному обычаю (преданию), святой Василий приводит несколько примеров. И прежде всего упоминает об обычае знаменования себя крестом, чрез которое мы выражаем постоянно надежду на Бога.4) Далее упоминает об обычае обращаться, при молитве, на восток.5) Упоминает об евхаристийной жертве и о времени приложения хлеба и вина в тело и кровь Господа, причем приводит учение церкви об этом, взятое тоже из неписанного учения (εκ τής άγραφου διδασκαλίας), говоря, что слова установления таинства, которые приводятся у апостола Павла и в Евангелии (1 Кор. 11:23–25; Мф. 26:26–28; Марк. 14:22–24; Лук. 22:19–20), недостаточны для совершения приложения, а нужны и другие молитвы, читаемые священнослужителем до и после таинственнаго чина, и в частности нужны слова призывания в самый момент преложения (пресуществления: τά τής επικλήσεως ρήματα επί τή άναδείξει τού άρτου καί τού ποτηριού, invocationis verba cum conficitur panis et poculum, слова призывания при преложении хлеба и чаши).6)

Это учение святого Василия, по которому, для преложения хлеба и вина в Тело и Кровь Христа, требуются, кроме слов установления Таинства евхаристии, еще и слова призывания Святого Духа, основывается, от начала церкви, на Священом Предании. Многочисленные свидетельства об этом отцов и учителей церкви, как восточной, так и западной, см. в Догматическом богословии преосв. Макария (§ 214) и в Новой Скрижали (II, 7, §§ 51–54). Когда некоторые из неправославных в XIII и XIV веках начали доказывать, что молитва призывания Святого Духа — лишняя, то, в ответ им, Симеон солунский написал следующее: «Некоторые из неправомыслящих, как бы встречая в отношении к призыванию Святого Духа к совершению даров недоумение, вернее же, восставая против того, что предано от Спасителя и Его Апостолов, а также и от преемников их, богоносных отцев, поднимают споры и говорят: почему мы не довольствуемся, при совершении божественных даров, одними словами Господа, но полагаем дерзновение на свою молитву? Этим они дерзко и богохульно отвергают призывание Святого Духа и отрицают — страшно сказать! — Его действенную силу, обещанную и действительно дарованную от Самого Спасителя Апостолам, которые рукоположены были ею в священнослужителей и пастырей в то именно время, когда Дух Святой сошел на них и, чрез огненные языки, вселил в них Свою силу, и ею совершали и священнодействие, и посвящение чрез возложение рук, и исцеления, и чудеса. Ибо в этом случае имеют силу не простые слова: сотвори хлеб сей честное Тело Христа Твоего и пр., а то, что священник произносит их с Духом, т. е., с благодатию, или с силою священства. Отсюда ясно, что, хотя бы десятки тысяч раз, даже все цари, или подвижники, или все благочестивые люди, не имеющие священства, или даже все вместе верные, какие только есть на земле, произносили слова Господа и все божественное призывание, — от этого не произошло бы ничего, если нет священника; и дары, предложенные ими, отнюдь не были бы освящены и не преложились бы в Тело и Кровь Христа, ибо действует тут не человек, а Бог, чрез священника, призывающего благодать Святого Духа, и то, что священник говорит, бывает действенно по силе священства. Α это сила Божия, которую имеет не всякий верный, но только приявший священническое рукоположение. И всякая молитва его имеет совершительную силу божественною благодатию. Не верующий же этому и не принимающий сего не принимает вместе ни крещения, ни миропомазания, ни рукоположения священных чинов, ни разрешения грехов, ни священной молитвы монашеского образа, и подходит близко к неверному, и удаляет себя от жребия христиан: ибо все это совершается чрез молитвы лиц священных. И поэтому, как совершая крещение согласно с преданием, мы крещаем во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, освящая крещаемого призыванием Святой Троицы, и не довольствуемся одними словами, преданными от Спасителя, но прежде них употребляем запечатление крестным знамением и дуновение, и предочищаем крещаемого отрицаниями, сочетаваниями, молитвами, помазанием освященным елеем, знамением (креста) и дуновениями, и призыванием Святой Троицы, и самую воду крещения освящаем крестным знамением и призыванием Святого Духа; или подобно тому, как священное миро освящаем архиерейскими молитвами и знамением креста, а после крещения совершаем новокрещенного и миропомазанного священными молитвами…, так точно мы твердо верим, что преложение хлеба и вина в Тело и Кровь Христову совершается священническими молитвами, знамением креста и призыванием Святого Духа, после того, как слова Господа: приимите, ядите и пийте от нее вси, а также: сие творите в Мое воспоминание, раз навсегда даровали Апостолам и преемникам их благодати право совершать это посредством молитв. И поэтому, обращаясь к Отцу и восхваляя дела домостроительства, священник произносит сперва божественные слова Христа и говорит, что Он это предал и что потому приносим Тебе эти дары за всех, по Его заповеди, и молим Тебя, ниспосли Духа Твоего на меня и на предлежащие дары и сотвори их — Тело и Кровь Его, как Он сказал, преложив Духом Твоим Святым. Вместе со словами, священник знаменует (крестообразно Святые Дары); и по троекратном знаменовании верует, что хлеб и вино суть Тело и Кровь Христа, ибо чрез священника действует сам Христос, вместе с Отцем и Духом, и так как сам Он тут есть и приносяй и приносимый, и священнодействующий и священнодействуемый, приемлющий и раздаваемый, как это и мы говорим в священнейшей молитве великого входа. И чтобы яснее это показать, священник не знаменует даров в то время, когда говорит: приимите, ядите и пийте от нея вси; эти слова, как мы сказали, священник произносит, обращаясь к Отцу, и после них дары еще вместообразные, как называет их Василий Великий. Но после возношения даров и слов: Твоя от Твоих, и призывания благодати Духа Святого, священник (он верует, что именно в то время приходит она, по гласу священнической молитвы), востав, знаменует божественные дары, говоря: сотвори убо хлеб сей честное Тело Христа Твоего, он благословляет хлеб, потом говоря: а еже в чаши сей, честную Кровь Христа Твоего, благословляет и чашу; в третий же раз благословяет и то и другое, говоря: приложив Духом Твоим Святым — аминь, утверждая Таинство и со дерзновением исповедуя, что предлежащие (дары) суть Тело и Кровь Христа силою Его, и Отца, и Духа. И ничего нет здесь человеческого, а все совершается по божественной благодати. И потому-то приносящий дары есть лицо, приявшее рукоположение; и трапеза, на которой предлежат дары, освящена; и без этого ничто не освящается. И так слова Господни, как сказали мы, составляют первое основание священнодействия, но в действительное исполнение приводятся они молитвами священника; впрочем, там не человек бывает действующим, хотя священник и человек, но Христос во Святом Духе чрез священство иереев: подобно тому, как однажды Бог сказал: да произрастит земля, и слово Его действенно, так что земля произращает, или когда сказал: да будет свет, и всегда является свет, — точно также Он сказал: сие творите в Мое воспоминание, и слово Его всегда действует при посредстве иереев. Потому-то и слова: сотвори хлеб сей честное Тело Христа Твоего, приводятся в действие чрез священников; и потому-то, собственно, священнодействуемое бывает истиною, а не образом, — Телом и Кровью Христа, ибо Он Сам действует посредством священников, и Сам заповедал, чтобы это было так, т. е. чтобы чрез молитвы совершалось священнодействие. Как написано, Он, взяв хлеб и воззрев на небо, воздал хвалу Богу Отцу, благословил, преломил и дал Своим ученикам, говоря: приимите, ядите и пийте от нея вси, и т. д. Таким образом и Сам Он священнодействовал чрез молитвы, хотя как всемогущий Бог и не имел нужды в ней, но показывая нам чрез это, что сила Троицы едина, и что, совершая священнодействие над самим Собою, Он имеет на это соблаговоление Отца и содействие Святого Духа, как это было в божественном Его воплощении… Следовательно, кто отрицает молитвы священнические при совершении таинств, тот не принимает и никакой другой совершительной молитвы при всех священных таинствах. Он даже не христианин, ибо, как вышесказано, не приемлет ни крещения, ни помазания, ни покаяния…, так как все это совершается посредством священнических молитв. Таковой пусть или вовсе не произносит никакой молитвы ни пред священнодействием, ни после него, и таким образом не призывает благодати Духа, чтобы не иметь общения со Христом, также пусть не призывает благодати Святого Духа ни при крещении, ни при других священнодействиях, и совсем не будет христианином; или же, называя себя христианином и принимая молитвы священников, пусть принимает и эти совершительные слова, обращаемые к Отцу и содержащие в себе призывание Духа, как это заповедал делать при совершении таинства сам Спаситель, возблагодарив, как сказано, Отца. Этому учат нас своим примером и Апостолы, совершавшие вместе евхаристию, и преломлявшие хлеб. То же самое предали нам и отцы — Василий Великий и Иоанн Златоуст… Сохраняя принятые нами предания, завещанные нам самим Господом, чрез Апостолов и святых отцев, мы совершаем тайны страшного приобщения призыванием божественного Духа, произнесением слов Господа и священнической молитвой; и веруем по божественному преданию, что все божественные священнодействия приемлют совершение от молитвы священника с божественным призыванием и от знамения креста». Ερμηνεία περί τε τού θείού ναού καί τών έν αύτψ ίερέων κτλ. [Migne, s. g., t. 155, § 88, col. 733–740; cp. pyc. пер. в изд. «Писания св. отцев и учителей церкви» и пр., III, стр. 41- 48]. Как видно, то, что говорит святитель Солунский, служит наилучшим и полнейшим разъяснением мысли Василия Великого, содержащейся в тексте настоящего (91) правила, равно и учения православной церкви, которая всегда так веровала. Но в то время, как в восточной церкви господствовало всегда одно и то же учение о значении молитвы призывания Святого Духа в преложении Святых Даров на литургии, в западной церкви, начиная с XIII века, возникали самые различные мнения об этом, которые и до настоящего времени не могли быть приведены к единству. Словам установления Таинства Евхаристии (сие есть Тело Мое, сия есть Кровь Моя) в западной церкви придают главное значение в преложении святых даров, а призыванию Святого Духа придают то одно, то другое значение, причем не согласны все между собою даже и в первом, а именно, что слова установления Таинства Евхаристии прелагают дары. Так, напр., доминиканец, а затем архиепископ неаполитанский Ambr. Catharinus († 1553 г.) и францисканец Chr. Cheffontaines († 1599 г.) учили, что слова установления таинства имеют только историческое значение, а самое преложение совершается чрез молитву призывания. Эта же молитва, по учению одних, относится только к людям, дабы чрез благодать Духа Святого получили effectum sacramenti; по учению других — в призывании молятся Отцу и Духу Святому, дабы и Они преложили хлеб и вино в Тело и Кровь Христа, как это преложено было словами Сына Божия об установлении Таинства, дабы, таким образом, все три Лица Святой Троицы в преложении принимали участие; по учению третьих, для преложения необходимы и слова установления и молитва призывания; по учению четвертых, призывание совершенно излишне, ибо Св. Дары уже преложены словами установления; по учению пятых, призывание выражает intentio; по учению шестых, в призывании умоляется Дух Святой, ut quasi suscitet aut vivificet corpus Christi Domini, ut vitam ipsam 'ad vitam revocet efficiatque… Это, в главных чертах, мы выписали из статьи римско-католического Kirchenlexicon von Wetzer und Welte (IV, 686–696), которая оканчивается следующим образом: «Надежный ответ (по вопросу о моменте претворения) мог бы и здесь быть дан только на основании исторически твердой и текст разъясняющей традиции. За неимением таковой традиции, нам ничего другого не остается, как довольствоваться утверждениями более или менее удовлетворительными, каковые и в древнейшее и в новейшее время самым различным образом появлялись на свет Божий». Однако, так серьезно и правдиво об этом вопросе судит и говорит только наука на западе; Рим же говорит иначе. Он анафематствует православных за то, что они веруют, что молитвою призывания Святого Духа прелагаются Святые Дары. Папа Климент ХII утвердил постановления одного из униатских соборов, заседавшего на востоке в сентябре 1736 года, на котором постановлено, между прочим, и следующее: eos qui asserunt, evangelica verba, quae a sacerdote proferentur, concurrere quidem ad donorum consecrationem, sed iis illam non adaequate perfici, sed praeterea requiri invocationem Spiritus Sancti, sine qua nec corpus, nec sanguis Christi in Eucharistia post verba Domini adesset… detestamur, damnamus ac anathemisamus (Coll. Lacensis, II, 197). То же самое повторил и папа Пий VII в послании от 8 мая 1822 г. (ibid., col. 551). Со своей специальной точки зрения на Таинство Евхаристии, о молитве призывания одинаково с теперешними римско-католиками учат и протестанты (Joh. Gerhardi, Loci theol. 10, 271).

Обозначенном анафематствовании папою православной церкви за ее учение, что чрез призывание Святого Духа прелагаются на святой Литургии хлеб и вино в Тело и Кровь Христа, мы здесь упомянули как для того, чтобы показать, как Рим не стесняется предавать анафеме православную церковь, так и потому, что д-р Иван Маркович (O evharistiji, Zagreb, 1893 г., стр. 232–3) публично упрекал нас, будто мы неправду сказали, когда утверждали, что папа предал анафеме православную церковь из-за квасного хлеба, каковой она употребляет на святой Литургии. А это мы сказали в нашем сочинении «Кирил и Методиjе и истина прaвославиja» (Задар, 1881, стр. 96, и обзор содержания книги), причем мы это взяли не с ветра, а из книг, которые там упоминали (см. прим. на 95 и 96 стр. названного сочинения). Здесь же приведем и официальные документы, подтверждающие сказанное нами. Первый из них это — excommunicatio, изданный omnibus catbolicae ecclesiae filiis легатами папы Льва IX в Константинополе; в этом excommunicatio православные названы Manichaei вследствие употребления при евхаристии квасного хлеба и об них (православных) тут сказано: sint anathema Maranatha. Подобен этому и другой документ — excommunicatio, изданный немного спустя после первого, где о всяком православном сказано: sit anathema, Maranatha, nec habeatur Christianus catholicus, sed prozymita haereticus, fiat, fiat, fiat (Will, Actaet scripta. Lipsiae, 1861. № IX et X, pag. 153, 154). Эту анафему изрекли папские легаты: кардинал Humbertus, архиепископ Petrus и диакон и канцлер Fridericus, властью и именем папы Льва IX. Второй же документ это — Leonis IX epistola dd. mense januario an. 1054 (Will, упом. изд., 89–92), где также, только в несколько смягченной форме, осуждается всякий, кто употреблял бы упорно при св. Евхаристии panem fermentatum. Вот на основании этих-то справок мы и утверждали вышесказанное в нашем упомянутом сочинении, а не потому, что намеренно хотели извращать истину и измышленными доказательствами защищать православие, как выразился д-р Маркович (стр. 233).)

Из предметов благочестия, сохранившихся в церкви путем предания, святой Василий упоминает еще о благословении воды для крещения и елея для помазания, о погружении в воду и об отречении от сатаны при крещении, о стоянии или преклонении колен при молитве. В конце правила упоминает, наконец, о славословии (δοξολογία), о котором не написано, как оно должно читаться, но которое святой Василий произносил двояким образом (как сказано в начале толкования настоящего правила) и за что враги хотели обвинить его, причем Василий замечает, что слово σύν (cum) в славословии вполне уместно и что оно сохранилось путем непрерывного предания (обычая) в церквах православно верующих. Настоящее правило Василия Великого, хотя имеет значение для канонического права, поскольку выдвигает важность предания и обычая, но еще большее значение имеет для наук строго богословских.

Преподобный Никодим Святогорец (Калливурцзис)

7)Духоборцы порицали славословие Святого Духа, которое некогда предложил Василий Великий вместе с православными, заключив его в таком кратком тропаре: Слава Отцу и Сыну со Святым Духом. Этот тропарь прославляет Святого Духа вместе с Отцом и Сыном и, значит, доказывает Его единосущие с Ними. И поскольку духоборцы порицали этот тропарь и говорили, что в Божественном Писании нет этого предлога «со», то Василий Великий показывает в настоящем правиле, что не только этот предлог «со», но еще и многое другое, что можно найти в Церкви, отсутствует в Святом Писании, однако неизменно хранится наравне с записанным в Писании. Ибо то, что хранится Церковью, в общем и целом можно разделить на два вида: догматы и проповедь, причем проповедь записана в Ветхом Завете и особенно в Новом, почему она возвещается всем, а догматы переданы через тайное апостольское предание, не записанное, но устное, почему о них умолчано и они остаются тайными для большинства. Тем не менее и то и другое имеет для веры одинаковую силу, поскольку если мы станем отвергать неписаные церковные обычаи как не имеющие силы, то нанесем огромный вред проповеданной нам в Евангелии вере, обратив ее в пустое название8).

После этого святой перечисляет соблюдаемое по неписаному преданию, как например, крестное знамение9) и обращение при молитве на восток. Нет в Писании также слов, которые произносит иерей во время пресуществления Божественных Таин10), потому что иерей произносит не только Господни слова11) и не только слова апостола, но и прибавляет другие слова, прежде и после Господних, которые не записаны в Божественном Писании, но известны из тайного предания и имеют великую силу при совершении таинств. Не написано также и о благословении воды, елея и самого крещаемого при крещении, и о том, что всякого нужно крестить через три погружения и восстания, и об отрицании от сатаны и сочетании со Христом, что обыкновенно делает приходящий креститься.

Причина, по которой отцы (т. е. апостолы или их преемники) не записали догматы, но передали их негласно, т. е. не через Писание, а через неписаное слово, в том, что иначе догматы подробно изучали бы и из-за привычки многие стали бы ими с легкостью пренебрегать. А отцы хорошо знали, что молчанием таинственное хранится в святости и славе и что если некрещеные не могут взирать даже на символы таинств, то тем более непозволительно распространять среди них учение о таинствах, предавая его писанию. Да и сама неясность, которой пользуется Божественное Писание (в особенности Ветхий Завет), делая к пользе читающих трудно постижимым смысл догматов, – тоже вид умолчания.

Сказав об этом, святитель затем объясняет смысл и причины некоторых тайных неписаных обычаев, например: при молитве мы обращаемся на восток, потому что ищем своего отечества, т. е. насажденного на востоке рая; стоя молимся в воскресенье не только потому, что верой воскресли со Христом и должны искать вышнего, но и потому, что воскресный день – это, по-видимому, как бы образ и печать будущего века, в котором все воскреснут. Потому Моисей называет этот день, как начало дней, не первым, но единым. Это и восьмой из числа предыдущих дней, согласно Богослову, являющий поистине оный восьмой, невечерний и несменяющийся день, который наступит после скончания этого седмичного века. На этот день указывает и Давид в некоторых надписаниях псалмов, а именно 6-го и 11-го, надписывая их «о осьмем»12).

Вся Пятидесятница тоже является напоминанием об ожидаемом в будущем веке воскресении, потому что точно так же, как окружность круга начинается в одной точке, огибает один центр и оканчивается в той же точке, отчего круг кажется не имеющим начала и конца, так и Пятидесятница начинается от Воскресения (Светоносного) и, обращаясь через шесть промежуточных воскресений, на восьмой воскресенье оканчивается, почему она подобна также веку, которому свойственна безначальность и бесконечность, согласно Григорию Богослову (Слово на Рождество Христово)13). А поскольку и Пятидесятница является образом будущего века, церковные правила (имеется в виду I Всел. 20, прочти его) предписывают нам молиться стоя, а не коленопреклоненно. И это ради того, чтобы прямое положение тела переносило наш ум от настоящего века к будущему, ведь всякий раз, когда мы встаем на колени и поднимаемся, мы тем самым показываем, что грехом мы низведены на землю, а человеколюбием Божиим возведены на небеса (см. примеч. к I Всел. 20).

Затем святой добавляет: оставляю все прочие неписаные таинства Церкви и спрашиваю, из какого Писания мы взяли исповедание веры, т. е. «веруем в Отца, Сына и Святого Духа», если привести дословно? Если духоборцы скажут, что это у нас из предания Господа о крещении, поскольку Он сказал: Крестя их во имя Отца и Сына и Святаго Духа (Мф. 28:19), то пусть нам дозволят и славословие Троице воздавать сообразно с верой, поскольку и исповедание веры у нас сообразно с крещением, т. е. поскольку мы говорим, что веруем в Отца, Сына и Святого Духа, постольку пусть дозволят нам говорить и «Слава Отцу и Сыну и Святому Духу» или «со Святым Духом». И если они утверждают, что этого славословия нет в Писании, то отвечаем, что нет там и исповедания веры, и всего прочего, о чем мы сказали выше. А если духоборцы соглашаются со столь многочисленными и имеющими столь важное значение для веры неписаными преданиями, то почему бы им не дозволить и нам одно слово, содержащееся в этом славословии, т. е. предлог «со» или союз «и», который передан отцами Православной Восточной Церкви (и особенно Григорием, чудотворцем Неокесарийской Церкви), когда это слово имеет большое значение для веры в Святую Троицу14)?

Зонара

Святый учит об обычаях, происшедших из неписанного предания, и говорит, что много есть такого, что мы без письмени приняли исполнять как относящееся к благочестию, и если мы отречемся соблюдать это, то в существенных пунктах повредим Евангелие, то есть веру, возвещенную нам чрез Евангелие. Потом исчисляет то, что совершается и без письмени, именно говорит: кто учил писанием, чтобы верующие во Христа знаменались, то есть запечатлевали на себе образ креста, или чтобы верующие во время молитвы обращались к востоку? А слова призывания – те, посредством которых священник призывает благодать Духа, когда освещает хлеб Евхаристии и чашу благословения, от кого, говорит, мы имеем? Ибо мы не довольствуемся тем, что предано письменно у Апостола (Павла) и в Евангелии, но говорим нечто и прежде этого (призывания), и после. Откуда мы приняли благословлять воду крещения и елей помазания? И самому помазанию крещаемого елеем кто научил нас писанием? И откуда имеем то, что человек должен быть погружаем трижды? (прочее, действительно, предано нам без письмени; а чтобы крещаемый был погружаем троекратно, это имеем из 7-го правила святых Апостолов; итак, я удивляюсь, каким образом святый сказал, что и это предано нам без письмени; ибо нельзя думать, чтобы правило оставалось ему неизвестным). И отрицаться от сатаны и другое все, что требуется говорить крещаемому все это, говорит, из неизрекаемого и необнародываемого учения, то есть не проповеданного всенародно, не всем известного, которое бывшие прежде нас сохраняли в молчании, то есть не допытываясь, или не разведывая; ибо они были научены молча охранять и соблюдать святыню тайн, то есть всего того, что есть (в церкви) славного, досточтимого и не изреченного; ибо чего, говорит, непосвященным невозможно видеть или рассматривать, этого не должно было обнародовать и явно проповедовать в письмени.

Доселе святый говорил о том, что у нас соблюдается из неписанного предания; а теперь высказывает и причины, по которым это предано без письмени, и почему мы молимся, обращаясь к востоку, и почему совершаем молитвы, во едину от суббот, стоя. Причина того, что не все предано нам в письмени, есть та, что догматы не должны быть обнародываемы и делаться известными всем; ибо, говорит, проповедания обнародываются, а догматы умалчиваются, дабы будучи многократно изучаемы, то есть сделавшись предметом постоянного изучения, по привычке, не стали подвергаться пренебрежению. Род же умолчания есть и неясность; ибо сказанное неясно, так что не многими и понимается, похоже на то, о чем умалчивается. Итак, в этом, говорит святый, причина, того, что не все нам предано в письмени. А причина почему мы во время молитвы смотрим на восток, – та, что мы ищем древнего отечества, то есть рая, который насадил Бог в Эдеме на востоке. А не преклонять колен в воскресный день предано потому, что в этот день мы совоскресили Христу, и что мы должны искать горняго, что в воскресный день есть образ будущего века и, как начало дней, назван у Моисея не первым, но единым, потому что круговращается и есть, единый и осьмый и изображает тот осьмой день, то есть будущий век, нескончаемый и беспредельный, о котором и Давыд упомянул в надписаниях псалмов, надписав их: «осьмом». Потому, говорит, церковь настоятельно внушает своим питомцам, то есть верным, которых она воспитала, во время молитвы (в этот день) стоять, дабы чрез созерцание горняго непрестанно напоминать себе о будущей жизни и приготовлять напутствие к ней. Затем говорит и о днях пятидесятницы, что и они означают ожидаемое нами воскресение, потому что первый день Воскресения Господня, будучи седмикратно уседмеричен посредством средних дней, и составляет пятидесятницу. Ибо она начинается с воскресного дня Пасхи и достигает другого нового воскресного дня, от которого опять движется к следующему воскресному дню. И таким образом, круговращаясь и двигаясь чрез седмь седмиц, оканчивается пятидесятницею, и подражает веку, начинаясь с одних и тех же дней и оканчиваясь теми же самыми, как бы в круговом движении. Ибо линия, образующая круг и называемая перифериею, где начинается, там и оканчивается. Итак, церковные определения, то есть законы или уставы научили нас предпочитать молиться во дни пятидесятницы, стоя прямо, как бы поднимая наш ум от земного к небесному действительным, то есть наглядным напоминанием (о небе); ибо прямым положением тела, взирая горе, мы напоминаем себе о будущем и небесном. Но и коленопреклонения не остаются для нас без значения; ибо преклонение к земле означает, что мы, согрешив, пали на землю; а восстание опять с земли – что мы благодатию Бога, человеколюбствовавшего о нас, воззваны от падения. И зачем, говорит, я перечисляю это? Ибо если я захочу говорить о всех таинствах, какие мы приняли без письмени, то оставит меня день, то есть я не буду иметь времени, достаточного для повествования. Потом и еще присовокупляет нечто неписанное, говоря: «оставлю прочее; но где мы имеем в писании, что должны исповедовать Отца и Сына и Святаго Духа? Ибо если на основании предания в крещении, то есть на основании того, что Христос сказал Апостолам: Крестяще во имя Отца и Сына и Святаго Духа – как крестимся, так должны и веровать, и поэтому составляем исповедание веры, подобное крещению, то пусть позволят нам, чтобы как мы исповедуем, так бы и славили, то есть веровали, или славословили. Если же скажут: «мы не приняли чрез писание славословить таким образом», то да представят нам писаные доказательства, то есть пусть докажут чрез писание и исповедание веры и прочее, что было исчислено. А это святый говорит духоборцам, потому что они не хотят славословить Святаго Духа вместе с Отцем и Сыном, так как представляют Его рабом и неравночестным, и говорит, что мы не находим, чтобы предано было церкви чрез писание славословить Его вместе с Отцем и Сыном. Еще прибавляет святый следующее: «итак, поелику столь много есть неписанного, и оно имеет толикую силу в таинстве благочестия: то единого ли не попустят нам речения, которое дошло до нас от отцев?» и прочее. Слова эти имеют такой смысл: поелику так много есть такого, что мы приняли без письмени, и это имеет такую силу для веры: то ужели не допустят нам одного выражения, которое не нами введено, но которое мы нашли в невымышленном, то есть бесхитростном и простом обычае, сохранившемся в неповрежденных, то есть в православных, неразвращенных еретиками церквах, – выражения, которое имеет не малую важность и приносит не малую пользу силе таинства веры, то есть которое может быть весьма полезно для таинства веры?

Синопсис

Многое и важное церковь имеет из неписанного предания. И, прежде всего – то, что верные знаменуют свое лице образом креста; потом – что они молятся, обращаясь на восток; то, что говорится при преложении хлеба Евхаристии и чаши благословения, что благословляем воду крещения, елей помазания, самого крещаемого, и многое другое, чего, как таинственного, не должно было обнародовать непосвященным посредством письмени.

И иначе: Иное догмат, иное – проповедание; ибо одно умалчивается, а другое проповедуется. Итак, мы взираем во время молитвы на восток, потому что ищем древнего отечества, рая, насажденного в Эдеме на востоке; совершаем молитвы в воскресные дни стоя и как совоскресшие Христу и ищущие горняго, и потому, что воскресный день есть образ ожидаемого века, будучи единым и в тоже время осьмым, на что указывает и целая пятидесятница, которую составляет этот же самый единый, семь раз умноженный на себя, день. А коленопреклонение показывает наше падение и – опять восстание.

Вальсамон

О неписанных обычаях церкви прочти 3-ю главу 1-го титула настоящего собрания и что в ней написано нами. А что говорит настоящее послание, состоит в следующем. Так как духоборцы говорили, что не должно славить вместе с Отцем и Сыном и Всесвятого Духа, потому что этого не предано нам письменно, то святый, после того как изложил различные неписанные обычаи, по совершенной необходимости не нарушаемые, но долженствующие вечно быть в силе, приводит и причины, по которым некоторые из них преданы не в письмени, и говорит: почему мы молимся, смотря на восток, и почему во едину от суббот совершаем молитвы стоя? Причина, почему не все предано нам письменно, состоит в том, что догматы не должны быть обнародываемы и делаться известными всем. Ибо проповедания, говорит, обнародываются, а догматы умалчиваются, дабы, быв многократно изучаемы, то есть сделавшись предметом постоянного изучения, по привычке, не приходили в пренебрежение. А и неясность есть род умолчания; ибо сказанное неясно, так что не многими понимается, похоже на то, о чем умалчивают. Ибо как никто не знает того, что имеет в уме другой, так и сказанное не ясно большинству остается неизвестно. Итак, это, говорит святый, есть причина того, что не все предано нам письменно. А причина того, что во время молитвы мы смотрим на восток, состоит, говорит, в том, что мы ищем древнего отечества, то есть рая, который Бог насадил в Эдеме на востоке. Не преклонять же колена в едину от суббот, которая есть воскресный день, предано потому, что в этот день мы совоскресили Христу, так как он восстал от гроба, а мы чрез него восстали от древнего падения; и потому, что мы должны искать горняго, а не склонятся к земному и тленному; и потому, что воскресный день есть образ будущего века и, как начало дней, назван у Моисея не первым, но единым, потому что он круговращается и есть единый и осьмый и означает оный осьмый день, то есть будущий век, нескончаемый и беспредельный, о котором и Давыд упомянул в надписаниях псалмов, надписав их: «о осьмом». Поэтому, говорит, церковь настоятельно внушает своим питомцам, то есть верным, которых она воспитала, во время молитвы (в этот день) стоять, дабы чрез созерцание горняго непрестанно напоминать себе о будущей жизни и приготовлять напутствие к ней. Затем говорит и о днях пятидесятницы, что и они означают ожидаемое нами воскресение; потому что первый день воскресения Господня, будучи семь раз уседмеричен посредством средних дней, и составляет пятидесятницу. Ибо она начинается с воскресного дня Пасхи и переходит к другому воскресному дню; и таким образом круговращаясь и двигаясь чрез седмь седмиц, прекращается пятидесятницею и подражает веку, так как начинается с одних и тех же дней и приходит к тем же самым, как в круговом движении.

Славянская кормчая

От послания святаго Василия к Амфилохию епископу, о Святем Дусе. Глава 27, о неписаных обычаях. Правило 90. Верным молитися на восток. Многа и велика церковь имать от неписанного предания; и первое есть, еже верным крестообразно лице знаменовати. Потом же есть на восток обращься молитеся, и глаголемая над показанием хлеба благодарения. И чашу благословения благословляем. Воду крещения, и помазания масло, и того самого крещаемого: и ина многа другая, яже не писанием прияхом, яже тайна суть. И не подобает их писанием обличити, невежных ради. Ино бо есть повеление, ино же проповедь. Ово убо молчанием чтется: ово же проповедуется. Зрим убо на восток молящеся, яко древнего отечества взыскуем, иже во Эдеме на востоце насажденного рая. Прости же стояще молитвы совершаем во вся недели, яко воскрешше со Христом, и вышних имуще, яко чаемого быти века есть образ, едина, таже и осмая сущи, ею же и вся пятидесятница назнаменуется, яже си едина творит, седмижды на се обращающися, и умножающися. Коленное же покланяние, падение наше являет и паки восстание.

1)
Из хранимых Церковью догматов и проповеди одно мы имеем в виде изложенного в Писании учения, а другое приняли из апостольского предания как переданное нам втайне. Но то и другое имеет одинаковую силу для благочестия, и с этим никто не станет спорить, если он хотя бы немного сведущ в церковных постановлениях. Действительно, если бы мы стали отвергать не изложенные в Писании обычаи как не имеющие большой силы, то неприметным для себя образом исказили бы Евангелие в самом главном, и более того, обратили бы проповедь в пустое название. Например (напомню сначала о первом и самом обыкновенном), ктó через Писание научил тому, чтобы возложившие упование на имя Господа нашего Иисуса Христа осеняли себя крестный знамением? Какое Писание научило нас в молитве обращаться к востоку? Кто из святых оставил нам на письме слова призывания при освящении Хлеба благодарения и Чаши благословения? Ибо мы не довольствуемся теми словами, которые приведены в Апостоле или Евангелии, но и до, и после них произносим другие, как имеющие великую силу в таинстве, приняв их из учения, не изложенного в Писании. На основании какого Писания мы благословляем воду крещения, елей помазания, а также самого крещаемого? Не на основании ли соблюдаемого в молчании и таинственного предания? Что еще? Самому помазанию елеем какое писаное слово научило нас? Откуда троекратное погружение человека? Из какого Писания взято и прочее, бывающее при крещении, – отрицаться сатаны и ангелов его? Не из этого ли необнародованного и сокровенного учения, которое отцы наши соблюдали в непытливом и скромном молчании, ибо были прекрасно научены охранять святость таинств молчанием? Разумно ли было письменно разглашать учение о том, на что непосвященный нельзя даже смотреть? И кроме прочего, назначение неписаного предания состоит в том, чтобы познание догматов после долгих в нем упражнений, войдя в привычку, не сделалось для многих легко презираемым. Ведь иное догмат, а иное проповедь. Догматы умалчиваются, а проповедь обнародуется. Но и та неясность, какой пользуется Писание, делая к пользе читающих трудным для уразумения смысл догматов, тоже вид умолчания. Потому во время молитв все мы смотрим на восток, но не многие из нас знают, что при этом ищем древнего отечества, рая, который насадил Бог в Эдеме на востоке (Быт. 2:8). Так и в первый день после субботы мы совершаем молитвы, стоя прямо, но не все знаем тому причину. Ибо делаем так не только потому, что мы как воскресшие со Христом и обязанные искать горнего в воскресный день стоянием во время молитвы напоминаем себе о дарованной нам благодати, но и потому, что этот день, по-видимому, есть как бы образ чаемого века. Поэтому, будучи началом дней, у Моисея он назван не первым, а единым: И был вечер, и было утро: день один (Быт.1:5), так как один и тот же день возвращается многократно. Итак, он же есть и единый, и восьмой, изображая собою действительно единый и воистину восьмой день, о котором псалмопевец упомянул в некоторых надписаниях псалмов (см. Пс. 6 и 11), то состояние, которое последует за нынешним временем, тот непрекращающийся, невечерний, несменяющийся день, тот нескончаемый и нестареющийся век. Поэтому Церковь по необходимости научает своих чад совершать в этот день молитвы стоя, чтобы при частом напоминании о нескончаемой жизни мы не вознерадели снабдить себя напутствиями к переселению туда. И вся Пятидесятница – это напоминание об ожидаемом в вечности воскресении, потому что тот единый и первый день, семикратно умноженный на семь, составляет семь седмиц священной Пятидесятницы. Так, начинаясь первым днем, им же она и оканчивается, 50 раз обращаясь через те же самые промежуточные дни. Тем самым Пятидесятница подражает вечности, потому что в кругообразном движении с тех же знаков начинается и на тех же оканчивается. В Пятидесятницу церковные установления научили нас предпочитать прямое положение тела в молитве, этим ясным напоминанием как бы переселяя наш ум из настоящего в будущее. А всякий раз, когда мы преклоняем колена и встаем, действием показываем, что через грех мы пали на землю и человеколюбием нашего Творца призваны на небо. Не достанет мне и дня, чтобы пересказать о всех не изложенных в Писании таинствах Церкви. Прочее оставляю. Само исповедание веры – вера в Отца и Сына и Святого Духа из каких у нас Писаний? Ведь если мы на основании предания о крещении, как того требует благочестие, излагаем исповедание, сообразное с крещением, поскольку мы обязаны веровать так, как крестимся, то пусть дозволят нам по такому же соответствию воздавать славу, сообразную с верой. А если отвергают образ славословия как не изложенный в Писании, то пусть дадут нам изложенные в Писании доказательства исповедания веры и всего прочего, что нами перечислено. Кроме того, когда так много такого, что не изложено в Писании и, однако, имеет столь великую силу в таинстве благочестия, неужели не дозволят нам одного слова, дошедшего до нас от отцов? Оно, как мы обнаружили, сохранилось в неповрежденных Церквах из-за естественно соблюдаемого обычая, имеет немалую важность и в значительной степени придает силу таинству.
2)
Православная Церковь по древнему преданию славит Бога в (ἐν) Троице словами: «Слава Отцу и Сыну и (καί) Святому Духу» или «Слава Отцу и Сыну со (σύν) Святым Духом». Ведь хотя эти три слова «в» (ἐν), «и» (καί), «со» (σύν), с точки зрения грамматиков, отличаются, как говорит тот же Василий Великий (в 25-й гл. «О Святом Духе»), поскольку союз «и» соединяет подобное, предлог «со» указывает на общение с другим (Basil. Маgп. De Spirit. Sanct. 25. 59 / PG 32, 177В.), а предлог «в» показывает отношение вещи к месту (Basil. Magn. De Spirit. Sanct. 25. 60 / PG 32, 177C.), при всем этом по смыслу они обозначают одно и то же, согласно тому же Василию (Там же. Гл. 25 и 27): союз «и» равнозначен предлогу «со» и точно так же предлогу «в». И поэтому нередко в качестве замены «в» ставится вместо «со», как в псалме: Войду в дом Твой во (ἐν) всесожжениях (См. Пс. 65:13.) вместо со (σύν) всесожжениями. Но богоносные отцы ради большей точности, как правило, славословили Духа Святого, употребляя предлог «со», и таким образом, с одной стороны, опровергали ересь Савеллия, который отрицал три Богоначальные Ипостаси: они, произнося «Слава Отцу и Сыну со Святым Духом», показывали одновременно и особенность Ипостасей, и неразлучность общения (Василий Великий, там же. Гл. 25) (Basil. Magn. De Spirit. Sanct. 25. 59 / PG 32, 177B.). А с другой стороны, они делали это по той причине, что предлог «со» указывает на общение Духа с Богом и являет подобающее Богу достоинство Духа. При помощи этого предлога «со» мы, возводя мысль от себя к Богу, показываем, что Дух Святой соединен с Отцом и Сыном и что Он единосущен с Ними, Сам является Богом и отличен от тварей. А предлог «в» подразумевает подаваемую нам от Бога во Святом Духе благодать. При помощи этого предлога мы, низводя мысль от Бога к себе, показываем, что всякая благодать и дарование благ подается нам в Духе (Там же. Гл. 27) (Ibid. 27. 68 / PG 32, 193B.). Итак, об этом мы сказали. Случилось, что однажды Василий Великий в присутствии народа произносил «Слава Отцу и Сыну со Духом». Услышав это, духоборцы стали порицать святого за то, что он славословит с предлогом «со», новым и не встречающимся в Писаниях, а не с предлогом «в» (Там же. Гл. 1) (Ibid. 1. 3 / PG 32, 72C.), вероятно, потому, что именно предлог «в» употребил апостол, сказав: «И един Дух Святой, в Котором всё» (Cp. 1Kop. 8:6. В славянском и русском переводах Нового Завета этих слов нет. Однако существует разночтение, согласно которому эти слова добавляются в конце данного стиха. См. : PG 32, 73D; Greek-English New Testament. Nestle-Aland, 1994. P. 453). Ведь против союза «и», который мы употребляем, когда говорим «Слава Отцу и Сыну и Святому Духу», они не могли возразить потому, вероятно, что он написан и в предании о крещении, так как Господь сказал: Крестя их во имя Отца и Сына и Святаго Духа, и в символе Никейской веры, в котором говорится: «Верую во Единаго Бога Отца, Вседержителя, и во Единаго Господа Иисуса Христа, и в Духа Святаго». По этой причине св. Василий и был вынужден написать то, что содержится в настоящем правиле.
3)
Об учении православной церкви о предании см. преосв. Макария Введение в православное богословие, §§ 128–133. Ср. мое «Прав. црквено право», §§ 12, 14 [ср. и в рус. пер. в тех же параграфах].
4)
См. ст. «Kreuzzeichen» в Kraus, Real-Encyklopadie, II, 251–257.
5)
И об этом см. в том же издании Крауса (I, 560–564) ст. «Gebet».
6)
См. толкование Зонары
7)
Православная Церковь по древнему преданию славит Бога в (ἐν) Троице словами: «Слава Отцу и Сыну и (καί) Святому Духу» или «Слава Отцу и Сыну со (σύν) Святым Духом». Ведь хотя эти три слова «в» (ἐν), «и» (καί), «со» (σύν), с точки зрения грамматиков, отличаются, как говорит тот же Василий Великий (в 25-й гл. «О Святом Духе»), поскольку союз «и» соединяет подобное, предлог «со» указывает на общение с другим (Basil. Маgп. De Spirit. Sanct. 25. 59 / PG 32, 177В.), а предлог «в» показывает отношение вещи к месту (Basil. Magn. De Spirit. Sanct. 25. 60 / PG 32, 177C.), при всем этом по смыслу они обозначают одно и то же, согласно тому же Василию (Там же. Гл. 25 и 27): союз «и» равнозначен предлогу «со» и точно так же предлогу «в». И поэтому нередко в качестве замены «в» ставится вместо «со», как в псалме: Войду в дом Твой во (ἐν) всесожжениях (См. Пс.65:13.) вместо со (σύν) всесожжениями. Но богоносные отцы ради большей точности, как правило, славословили Духа Святого, употребляя предлог «со», и таким образом, с одной стороны, опровергали ересь Савеллия, который отрицал три Богоначальные Ипостаси: они, произнося «Слава Отцу и Сыну со Святым Духом», показывали одновременно и особенность Ипостасей, и неразлучность общения (Василий Великий, там же. Гл. 25) (Basil. Magn. De Spirit. Sanct. 25. 59 / PG 32, 177B.). А с другой стороны, они делали это по той причине, что предлог «со» указывает на общение Духа с Богом и являет подобающее Богу достоинство Духа. При помощи этого предлога «со» мы, возводя мысль от себя к Богу, показываем, что Дух Святой соединен с Отцом и Сыном и что Он единосущен с Ними, Сам является Богом и отличен от тварей. А предлог «в» подразумевает подаваемую нам от Бога во Святом Духе благодать. При помощи этого предлога мы, низводя мысль от Бога к себе, показываем, что всякая благодать и дарование благ подается нам в Духе (Там же. Гл. 27) (Ibid. 27. 68 PG 32, 193B.). Итак, об этом мы сказали. Случилось, что однажды Василий Великий в присутствии народа произносил «Слава Отцу и Сыну со Духом». Услышав это, духоборцы стали порицать святого за то, что он славословит с предлогом «со», новым и не встречающимся в Писаниях, а не с предлогом «в» (Там же. Гл. 1) (Ibid. 1. 3 PG 32, 72C.), вероятно, потому, что именно предлог «в» употребил апостол, сказав: «И един Дух Святой, в Котором всё» (Cp.1Kop.8:6. В славянском и русском переводах Нового Завета этих слов нет. Однако существует разночтение, согласно которому эти слова добавляются в конце данного стиха. См.: PG 32, 73D; Greek-English New Testament. Nestle-Aland, 1994. P. 453). Ведь против союза «и», который мы употребляем, когда говорим «Слава Отцу и Сыну и Святому Духу», они не могли возразить потому, вероятно, что он написан и в предании о крещении, так как Господь сказал: Крестя их во имя Отца и Сына и Святаго Духа, и в символе Никейской веры, в котором говорится: «Верую во Единаго Бога Отца, Вседержителя, и во Единаго Господа Иисуса Христа, и в Духа Святаго».По этой причине св. Василий и был вынужден написать то, что содержится в настоящем правиле.
8)
Оставляя в стороне все прочие причины, по которым вера нуждается в церковных преданиях, скажу только об одной: церковное предание – это пробный камень для различения подлинных, канонических книг Ветхого и Нового Завета, содержащих веру, и подложных, неканонических. Поэтому Евсевий (Церковная история. Кн. 3, гл. 25) (PG 20, 269В), обращаясь к преданию как к безошибочному правилу, различает книги, входящие и не входящие в канон, и говорит дословно так: «Мы сочли необходимым составить подобным же образом и их список, проводя различие между писаниями, согласно церковному преданию, истинными, неподдельными, общепризнанными и теми, что вне их числа, не входят в канон и даже оспариваются, но известны большинству церковных писателей». Итак, равным образом и церковные предания требуют веры, и вера требует церковных преданий, и нельзя отделять одно от другого.
9)
Древние христиане иначе слагали персты для крестного знамения, т. е. изображали его только двумя перстами, средним и указательным, как говорит прп. Петр Дамаскин (Добротолюбие. С. 642). Вся рука, по его словам, означает единую Ипостась Христа, а два перста – две Его природы. Но сейчас у христиан утвердился обычай соединять два перста с большим и изображать крест этими тремя перстами, означающими Святую Троицу, полагая руку сначала на чело, потом на живот (чем изображается вертикальная часть креста), далее полагая ее на правое плечо и затем – на левое (чем изображается горизонтальная часть креста). Латиняне обвиняют нас, греков, в том, что мы не полагаем крест сначала на левое плечо, а потом на правое, как они. Но понимают ли они, что говорят? Мы делаем так потому, что этим видом креста хотим изобразить на себе распятого Христа. Христос при распятии смотрел на запад, а мы во время молитвы смотрим на восток, откуда следует, что левое плечо Христа оказывается напротив нашего правого, а Его правое – напротив нашего левого. Поэтому, когда мы полагаем руку на свое правое плечо, мы полагаем ее на левое плечо Христа, а когда полагаем на свое левое, полагаем на правое плечо Христа (не знаю почему, но «Православное исповедание», на с. 73, говорит, что нужно полагать руку не на живот, а на перси, т. е. на грудь, а вместо плеч говорит о предплечьях). Как учит Кирилл Иерусалимский (оглашение 13), христиане не должны начинать никакой работы, не перекрестившись, находятся ли они в доме, на улице или в любом другом месте, ночью или днем (Cyr. Hieros. Catech. 13. 36 / PG 33, 816АВ). То же самое говорит и божественный Златоуст в 1-м слове против иудеев (Ioan. Chrysost. Adv. Jud. 1. 9 / PG 48, 826.). Смотри также VI Всел. 73 и примечания к нему.
10)
Дионисий Ареопагит в 7-й гл. «О церковной иерархии» тоже говорит, что тайные молитвы, благословения и призывания в таинствах, освящающие и совершительные, взяты из неписаного предания: «А совершительные призывания непозволительно истолковывать письменно, равно как и выносить из-под покрова на всеобщее обозрение их тайну и действующие в них Божии силы, но, в соответствии с нашим священным преданием, тот, кто узнал о них по неразглашаемым поучениям. . . » (Dion. Areop. De eccl. hierarch. VII, 10 / PG 3, 565С.). Поэтому и церковный обычай читать эти молитвы всегда тайно, а не вслух, как слова Господа, напоминает нам об этом молчаливом, неписаном и тайном предании.
11)
Да будут посрамлены паписты, видя, как Василий Великий, этот тринадцатый апостол, говорит здесь, что Господних слов Приимите, ядите. . . и Пийте. . . недостаточно для совершения божественных таинств, как они лукаво и неправильно говорят, но вместе с ними необходимы молитвы и призывания, тайно произносимые иереем. А что это сущая правда, ясностью превосходящая солнце, показывает при помощи бесспорных и замечательных доказательств ученейший муж Евстратий Аргентис в своей книге «О Таинствах» на страницах с 92-й по 250-ю. Их и прочти.
12)
Множеством преимуществ восхотел Бог почтить святой день Господень, и первое из них – это то, что прочие дни сотворены или первозданным светом, или светилом солнцем, созданным в четвертый день, а день Господень Сам Бог сразу привел из небытия в бытие. Ведь прежде создания тварного мира не было ни времени, ни дня, и когда Моисей говорит: В начале сотворил Бог небо и землю (Быт. 1:1.), то это, по св. Василию, означает, что Бог сотворил время, а в начале сотворенного времени создал небо и землю (Basil. Magn. Hex. 1. 5 / PG 29b, 13C.). Действительно, и то и другое временно и пребывает во времени, а не безначально и безвременно. Начало этого времени было началом и того первого и единого дня, т. е. дня Господня, потому что подобно тому, как прочие творения создавались в каждый из дней недели, так небо и земля и то, что находится между ними, были приведены в бытие в этот первый Господень день. Поэтому можно задать такой остроумный и тонкий вопрос: что же сотворил Бог в этот первый Господень день? И ответить, что Он сотворил именно этот первый Господень день (ведь первозданный свет появился после того, как были созданы начало времени и Господень день). Потому некоторые богословы считают, что исхождение этого света началось из середины небесного полушария, т. е. с полудня. Почему и Моисей начал измерять день с вечера, к которому склонился этот свет: И был вечер, и было утро: день один (Быт. 1:5.). По этой же причине и псалмопевец сказал о дне Господнем: Сей день сотворил Господь (Пс. 117:24.), потому что, как мы сказали, Господь произвел из небытия в бытие только этот день, а другие дни произошли от света. Именно в таком смысле толкует это изречение и некий толкователь в катенах на Псалтирь. По церковному преданию, в день Господень Отец начал создавать первое творение, в день Господень начал и Сын частичное обновление второго, тленного творения Своим Воскресением, в день Господень и Дух Святой доведет до конца обновление всего творения: Пошлешь Духа Твоего, и будут созданы, и обновишь лице земли (Пс. 103:30.). Многие учители считают, что в день Господень совершилось Благовещение, в день Господень родился Христос, в день Господень совершено чудо умножения пяти хлебов, в день Господень израильтяне перешли Чермное море и в день Господень Иоанн сподобился увидеть страшное откровение, как ясно из 1-й гл. его Откровения. А единым назван день Господень потому, что помимо того, о чем говорит божественный Василий, в этом одном дне содержались все последующие шесть дней, так как возникшие в те дни создания произошли не из ничего, а из уже существующего вещества стихий, которое приведено из небытия в бытие в этот единый день. Так что великое преимущество Господня дня состоит в том, что рожденные в этот день творения перешли из небытия в бытие и дали вещество последующим творениям, ибо, по словам Григория Фессалоникийского, творения первого дня Господня родились как бы имеющими во чреве, а из них произошли прочие. А поскольку некоторые возражают, говоря, что воскресенье в собственном смысле не является образом будущего века, потому что св. Василий здесь говорит о нем как об образе будущего века не в полном смысле, то пусть знают, что тот же самый Василий во 2-й беседе на Шестоднев (т. 1, с. 28) называет Господень день образом будущего века однозначно и без какой-либо ограничительной частицы. Вот его слова: «Поэтому главу времени назвал не первым, но единым днем, чтобы этот день по самому наименованию имел сродство с веком. И как обнаруживающий в себе признак века, единственного и не имеющего общности с другим веком, этот день в собственном смысле прилично наименован единым» (Basil. Magn. Hex. 2. 8 / PG 29, 49CD.). И еще: «Чтобы вознести нашу мысль к будущей жизни, наименовал единым этот образ века, начаток дней – возникший одновременно со светом святой Господень день, прославленный Воскресением Господа» (Basil. Magn. Hex. 2. 8 / PG 29, 52AB.). А чтобы обобщить все, скажу, что весь будущий век будет единым днем Господним, несменяющимся и не имеющим конца.
13)
Подобно тому, как Василий Великий говорит здесь, что тот единый и первый день, т. е. воскресенье, семь раз умноженный на семь, составляет семь недель Пятидесятницы, говорит и Богослов, что число семь, умноженное на семь, составляет Пятидесятницу без одного дня, который, а именно воскресенье, мы берем из будущего века: «Ибо число семь, помноженное само на себя, дает пятьдесят без одного дня, но он занят нами от будущего века и есть восьмой, и он же первый или, лучше сказать, единый и нескончаемый» (Слово на Пятидесятницу) (Greg. Nazianz. Or. 41. 2 / PG 36, 432B.).
14)
Об этом славословии, т. е. «Слава Отцу», смотри в примеч. к настоящему правилу.