Блаженнейшего архиепископа Печского, Митрополита Белградско-Карловацкого и Патриарха Сербского Господина Варнаву, нашего возлюбленного о Христе Брата и Сослужителя, во святом лобзании братски обнимая, сердечно приветствуем.
Всегдашнее истинно братское отношение Вашего Блаженства к нашей Святой Православной Церкви Русской вселяет в меня надежду найти в Вашем лице доброжелательного и беспристрастного посредника в деле уврачевания нашей застарелой церковной болезни, уже много времени озабочивающей нашу Патриархию и причиняющей ей глубокую скорбь.
Вашему Блаженству без сомнения известно слез достойное церковное положение русской православной паствы, эмигрировавшей за границу и теперь рассеянной по разным странам.
Среди эмигрантов было немало духовенства. Оставались причты и при прежних русских храмах за границей. Все эти духовные лица продолжали и продолжают до сих пор обслуживать духовные нужды заграничной русской паствы. Едва ли против такого обслуживания возникли бы возражения с чьей-либо стороны. Но на беду среди эмигрантов оказались несколько архиереев, оставивших свои епархии в СССР, но не пожелавших вместе с тем оставить и свои иерархические полномочия.
По ясному смыслу церковных канонов, архиерей, порвавший с епархией, вместе с тем теряет и право в церковном управлении, даже священнодействовать по-архиерейски может только в сослужении с местным архиереем, по приглашению последнего или, по крайней мере, с его согласия (III Вселенский Собор, 9).
Не изменяет дела и ссылка эмигрантов на некоторые правила (например, Святых Апостолов, 36; Антиохийский, 18; VI Вселенский Собор, 37), как будто сохраняющие все права за епископом, который кафедру, куда он поставлен, не может занять «по причине, от него не зависящей» (Антиохийский, 18).
Помимо всего прочего правила эти говорят о епископе, который только еще стремится занять назначенную ему кафедру; наши же архиереи уже занимали кафедры и оставили их. Да и причину оставления нельзя назвать не зависящей от воли епископа хотя бы по одному тому, что другие архиереи Русской Церкви (и таких большинство) своих кафедр не оставили и до сих пор пасут свою паству в пределах СССР.
Не подходит к делу и аналогия с переселением Кипрского Архиепископа Иоанна в Геллеспонтскую область «купно со своим народом», то есть, по епископу Никодиму, «с подведомственными ему епископами, клиром и народом» (см.: Правила Православной Церкви. Т. I. С. 524), о чем говорит 39-е правило VI Вселенского Собора. В Геллеспонт переселилась со своими епископами вся или почти вся Кипрская церковь, во всяком случае настолько значительная ее часть, что на острове Кипре церковная жизнь должна была временно замереть. Между тем у нас, по существу, почти вся православная паства, а равно и клир за ушедшими архиереями не последовала и, оставаясь в СССР, нуждалась в архиерейском окормлении. Ввиду этого епархии, покинутые ушедшими архиереями, вскоре же получили себе законно поставленных новых архиереев. Не видится, таким образом, никаких причин поддерживать существование как бы двойников этих епархий за границей.
С другой стороны, Архиепископ Кипрский, в сущности, и не оставлял своей паствы: он вместе с нею ушел с Кипра и вместе с нею жил в Геллеспонтской области. Наши же архиереи уходили за границу, можно сказать, совершенно растворившись в массе чужой для них иноепархиальной паствы. Только какие-нибудь единицы из бывшей паствы могли за границей оказаться поблизости к своему архиерею и могли поддерживать с ним духовную связь.
Несмотря на такие канонические данные, вследствие ли укоренившейся у нас привычки серьезно считаться лишь с указами власти, а не с канонами церковными, вероятнее же всего просто по указанию политических руководителей эмиграции русские архиереи-эмигранты отнюдь не думали отказываться от иерархической власти (теперь уже не принадлежащей им) не только над случайными, оказавшимися поблизости единицами своего бывшего клира, но пожелали управлять и всем вообще заграничным русским духовенством. Руководствуясь не канонами и нуждами Церкви, а больше соображениями политическими, они постарались организовать эмиграцию в некоторое самостоятельное и даже автокефальное церковное тело. В Сремских Карловцах, злоупотребляя братским гостеприимством Сербской Православной Церкви, они устроили свой церковный центр в виде Архиерейского Синода и Собора, присвоивший себе права высшего управления и суда над всей заграничной русской паствой. Центр этот стал учреждать за границей новые епархии и викариатства, ставил для них архиереев и так далее.
Чтобы положить конец этой деятельности, принимавшей ярко политическую окраску и приносившей неисчислимый вред нашей Русской Церкви, покойный Святейший Патриарх Тихон особым указом в 1922 году упразднил Карловацкое управление. Но Патриарший указ уже не мог остановить заграничных церковников. Наоборот, теперь как будто подгоняемые своей канонической безнадежностью, они с удвоенной энергией устремились в свое самочиние, доводя его подчас почти до абсурда. Я разумею ходившую среди карловацкой группы мысль избрать за границей Патриарха для Русской Церкви или, по крайней мере, присвоить Карловацкому Управлению права высшей власти над всей Русской Церковью, не исключая и СССР. Конечно, это было уже слишком притязательно, чтобы иметь реальное значение. Однако в пределах достижимого Карловацкое Управление старалось привести свои планы в исполнение. Оно стало требовать себе подчинения не только от эмигрантских приходов, но и от таких заграничных епархий Русской Церкви, которые никогда к эмиграции не принадлежали, причем такие требования иногда (например, в обращении к Митрополиту Японскому) сопровождались угрозами низложения и замены своим карловацким архиереем. Правда, Высокопреосвященнейший Предстоятель Японской Церкви с достоинством отверг такую претензию. Но другие епархии, например Харбинская и (кажется) Пекинская, в конце концов сдались и подчинились Карловацкому Управлению.
Однако при всем кажущемся успехе, Карловацкая система канонически оставалась зданием на песке. Не имея под собою законных, общепризнанных и общеобязательных оснований, она могла держаться только, так сказать, на третейских началах, на добровольном согласии заинтересованных сторон, а этого согласия и не могло быть. И вот эмигрантское церковное здание, искусственно созданное политиками и в целях политических, скоро же дало трещину. Эмигранты, группирующиеся в церковном отношении около митрополита Евлогия, не захотели больше подчиняться Карловацкому Управлению. Как люди малоцерковные и мало сознающие значение церковных принципов, они с легким сердцем пошли на раскол сначала с карловцами. Чтобы спасти свое церковное положение, митрополит Евлогий попытался восстановить свою непосредственную зависимость от нашей Патриархии. Но для политиков и эта зависимость оказалась стеснительной, и они со столь же легким сердцем пошли на раскол и с Патриархией.
С эмигрантами собственно Карловацкой группы дело шло более прямым путем. В связи с рассмотрением апелляции митрополита Евлогия наша Патриархия (в лице моем и Временного при мне Патриаршего Священного Синода) напомнила указ покойного Патриарха об упразднении Карловацкого Управления и со своей стороны объявила это Управление (Собор, Синод и все подведомственные им административные органы) упраздненным; его действия и распоряжения не имеющими канонической силы и отмененными. Архиереям и клирикам, входившим в состав органов Карловацкого Управления или состоявшим в его ведении, предлагалось немедленно сделать постановление о ликвидации подлежащих учреждений или, по крайней мере, самим лично выйти из состава этих учреждений. В случае непослушания архиереи, клирики и миряне, последующие Карловацкому Управлению, объявлялись «самочинным сборищем» (Василия Великого 1; Апостолов 31 и др.) с.преданием непослушных суду церковному и с возможным запрещением особо упорных и виновных (Постановление от 9 мая 1928 года за № 104).
Это постановление, имевшее характер не столько судебного решения, сколько предупреждения и призыва к исправлению и миру, не изменило положения вещей. Сторонники Карловацкого Управления ранее определили линию своего поведения и отступать от нее не хотели. Из моего послания от 1927 года и из других моих актов они могли убедиться, что, в сознании своего архипастырского долга перед Русской Православной Церковью и в заботах о ее благостоянии, я строго осуждаю их увлечение политикой, притом враждебной нашему советскому Правительству, и от подведомых мне церковных учреждений и должностных лиц требую решительного отказа от такой политики в их церковной деятельности. Поэтому сторонники Карловацкой группы не только не думали о подчинении постановлению Патриархии, но и сами перешли в наступление. И церковными проповедями, газетными статьями и посланиями, и соборными постановлениями, всякими вообще средствами они возбуждали церковное общество против Патриархии. Вероятно, многое из того, что тогда писалось про нас, теперь и сами наши обличители не решились бы повторить. Как бы то ни было, но обличения эти немало добрых душ соблазнили и за границей; многие обязаны карловчанам своим отпадением от Церкви Православной. Выступая против нас словом, карловчане не упускали случая повредить Патриархии и делом. Где они видели приверженность к Патриархии (например, в Японии) или хотя бы несколько неопределенные отношения (например, вначале у митрополита Евлогия или в Америке), туда они спешили со своими угрозами и с требованием отказаться от Патриархии или посылали туда и прямо агентов сеять там смуту и совращать.
В результате наша духовная эмиграция, вместо того чтобы, подчинившись воле Божией, раскрыть пред западным христианством сокровище православной веры и жизни, доставляет Европе малоназидательное зрелище бессмысленного с церковной точки зрения раскола со всеми его неприглядными сторонами: со взаимными запрещениями, с травлей противников в газетах и с церковного амвона, со вторжением в чужие приходы и так далее.
Такова болезнь, которой страдает наша православная русская паства в эмиграции. Болезнь эта, конечно, глубоко озабочивает прежде всего нас, русских архипастырей, на которых лежит долг окорм-ления упомянутой паствы. Но и для других Сестер - Православных Церквей наша болезнь не может быть безразлична. Помимо братского сочувствия нам им необходимо думать и об ограждении своей паствы от соблазна. Ведь самый факт безбедного в церковном отношении существования Карловацкого Управления, самый факт этого самочиния, организованного на глазах у всех, не может не действовать разлагающе на сознание православного общества далеко за пределами Русской Церкви, не может не колебать авторитет церковных установлений и не подрывать необходимость вообще считаться с указаниями Церкви. В этих видах мы довели в свое время постановление наше о Карловацком Управлении до сведения Предстоятелей Сестер - Православных Поместных Церквей с просьбой о содействии к уврачеванию зла.
Дальнейших мер в отношении к Карловацкой группе наша Патриархия до сих пор не предпринимала, терпеливо предоставляя действовать всеисцеляющему времени. Хотелось верить, что и сами эмигранты все более и более будут приходить к сознанию по крайней мере того, что их церковная организация не может иметь характера постоянной организации, ни даже долгосрочной. Сомнительность канонической почвы, на которой построено все здание (точнее говоря, ее отсутствие) неотвратимо ведет к краткосрочности здания. Если угодно, только этой краткосрочностью и могут, пожалуй, отчасти оправдываться или хоть несколько объясняться все неправильности и весь риск, допущенный при постройке. Одним из главных членов веры монархической партии, заправляющей Карловацкой группой, было предположение, что в ближайшие годы, если не месяцы, у нас произойдет желательный для партии государственный переворот. Тогда Карловацкая организация полностью войдет в государственную систему и в этом победном торжестве потонут все дефекты здания, как бы ни были они существенны. Государство найдет возможность затушевать все канонические недочеты и заставить смолкнуть всякие возражения и сомнения. Но расчеты монархистов оказались жестоко битыми.
Как же дальше жить Карловацкой церковной организации и какой смысл для нее продолжать идти на поводу у монархического совета, который и сам становится бесцельным? Очевидно, для карловацких церковников приходит время поставить серьезно вопрос о своем церковном существовании самом в себе, вне зависимости от политических программ и чаяний. Не может же Карловацкая церковная организация навсегда остаться в своем настоящем странном положении, в качестве какой-то части, оторвавшейся от целого, вроде кометы, блуждающей в междуцерковном пространстве. Быть автокефальной Поместной Церковью названная организация данных не имеет. Ей остается одно: возвратиться в юрисдикцию родной Православной Русской Церкви, тем более что такое возвращение предписывается и каноническими правилами.
В надежде, что теперь, в 1933 году, время уже отчасти сделало свою подготовительную работу и уровняло путь к возвращению «в дом отчий» если не всем, то хотя некоторым из участников Карловацкой группы, я решаюсь еще раз обратиться к Преосвященным архипастырям, пастырям и церковникам-мирянам Карловацкой группы с братским призывом к исправлению ими своей церковной позиции и к примирению с Матерью-Церковью Русской в лице ее законной представительницы - Московской Патриархии. Пора уже убедиться, что возврата к старому не может быть. Сетования и заботы о бывшем государстве, которого уже нет, предоставим тем, кто имеет к тому досуг; нас же, обязанных служением Церкви, воля Божия призывает думать прежде и более всего о Церкви, всецело отдаться ее устроению.
Что касается условий и способов, которыми могло бы быть осуществлено предлагаемое примирение, то они в общем остаются те же, что указаны были в моем послании 1927 года (в Декларации).
По моему убеждению, причиной церковного развала среди наших эмигрантов является политика: там церковное почти без остатка заслонено и поглощено политикой. Происходит ли это оттого, что наше эмигрантское духовенство само признает свою миссию прежде всего политической, или оттого, что оно находится там в зависимости от политиков, для дела большой разницы не представляет. Соответственно этому первым и главным средством к уврачеванию нашей заграничной болезни я считал (и считаю) так или иначе освободить эмигрантское духовенство от пут политики, в которые оно волею или неволею попало. Желать такого освобождения побуждали меня, кроме всего прочего, и прямые практические соображения: политика, увлекавшая наше заграничное эмигрантское духовенство, имела характер непримиримо враждебный к нашему правительству, а по временам и откровенно интервентский.
Исходя из всех этих соображений, я и предложил нашему эмигрантскому духовенству дать обязательство воздерживаться в своей церковно-пастырской деятельности от всяких выступлений нелояльных, тем более враждебных по отношению к нашему правительству.
Этим я отнюдь не хотел навязать эмигрантам, не желающим быть гражданами СССР, советскую политическую программу; еще менее требовал я от них как бы верноподданнических отношений к нашему правительству (как поспешили истолковать мое предложение эмигранты). Я только налагал на заграничных духовных лиц ограничение их внешней деятельности и притом такое, что оно не могло нисколько препятствовать основному служению этих лиц, наоборот, оно ему способствовало, очищая его от посторонних примесей и тем возвышая.
Вместе же со всем этим мое распоряжение давало в руки желающим оружие против возможного нажима со стороны партийных политиков (если и они люди церковные) или, по крайней мере, обеспечивало пастырю спокойствие совести при конфликтах из-за этого с политиками.
Не давшие по каким-либо причинам требуемого обязательства исключались из состава клира, подведомого Московской Патриархии.
Это свое предложение в настоящее время я решаюсь повторить Преосвященным архипастырям и пастырям русским Карловацкой группы. Правда, на мое первое предложение или, точнее, на каноническое постановление Московской Патриархии 1928 года архипастыри и пастыри Карловацкой группы ответили упорным непослушанием и даже прямо враждебными выступлениями против Патриархии. Правда и то, что Карловацкая группа, утверждаясь в своем самочинии, до сих пор не перестает систематически работать над подрывом престижа нашей Патриархии за границей и здесь, в СССР, и всячески старается тормозить усилия наши управить церковный корабль ко благу. Однако братские узы, связующие нас, как сынов одной Матери-Церкви Русской, архипастырский долг блюсти единство Церкви и стремление вообще к миру между братьями заставляют меня теперь вспоминать не о непослушании, а о том, что нет греха, побеждающего милосердие Божие, что всякое преткновение, всякое пятно бесследно исчезают в покаянии.
Конкретное мое предложение состоит в следующем:
1. Архипастыри и пастыри, желающие дать вышеизложенное обязательство, заявляют о том в Патриархию или же Преосвященному митрополиту Литовскому и Виленскому Елевферию в Ковно, Управляющему русскими церквами в Западной Европе, и поступают в ведение Московской Патриархии. В зависимости от того, следует ли за ними паства или нет, они остаются на своих прежних местах или же получают новое назначение.
2. Архипастыри и пастыри, почему-либо не принимающие на себя предложенного обязательства, тоже подают о том заявление Патриархии, причем указывают и церковь, в юрисдикцию которой они желают перейти. Храмы и другие церковные учреждения, при которых состояли уходящие духовные лица, передаются ими (насколько это будет от них зависеть) в ведение нашей Патриархии, если эти учреждения были в ведении Святейшего Правительствующего Синода.
3. Независимо от того, будет ли избран первый из вышеизложенных путей или второй, непременным условием принятия Карловацкой группы в целом в прежнее общение с Патриархией является отказ от всяких притязаний на власть (без благословения Патриархии) над заграничными русскими епархиями, приходами и другими церковными учреждениями и как выражение такого отказа - ликвидация Синода и Собора. Ликвидировав свой центр, Карловацкая группа предоставляет всем подчинявшимся этому центру определять свое дальнейшее церковное бытие по собственному усмотрению.
4. Если сторонники примирения с Московской Патриархией окажутся в меньшинстве и ликвидация центра в целом не состоится или кто-либо из архипастырей и пастырей вообще предпочтет почему-либо не дожидаться этой ликвидации и действовать самостоятельно, каждый из них должен соответственно выйти из состава Собора и Синода или просто из подчинения Карловацкому центру и впредь до ликвидации последнего воздержаться от молитвенного общения с этим центром и последующими ему.
5. Исполнения своего постановления 1928 года наша Патриархия ожидает от Карловацкой группы уже пятый год. Однако мы и теперь не желаем признать дело оконченным и делать из него последний вывод немедленно. Мы и теперь предоставляем желающим срок для обдумывания, для могущих понадобиться сношений и под. Этим сроком пусть будет 9 мая текущего года, когда исполнится ровно пять лет постановлению Патриархии. Неполучение ответа к указанному сроку или ответ отрицательный будет служить основанием для нашей Патриархии применить к нарушителям церковного мира и порядка, упорствующим в своем самочинии, более строгие меры воздействия. Подтвердив свое прежнее общее постановление о Карловацком Соборе и Синоде со всеми подчиняющимися им как о самочинном сборище, отступившем и отлученном от общения со своим законным Священноначалием, наша Патриархия вынесет решение лично о каждом архипастыре Карловацкой группы с запрещением им священнослужения впредь до суда. Мера эта несомненно будет иметь для означенных духовных лиц весьма ощутительные последствия, поскольку она неизбежно осложнит и затруднит отношения к ним со стороны местного православного населения и местной православной церковной власти. Главное же, если Карловацкая группа останется в своем настоящем внеканоническом положении, она может быть источником всяческих недоразумений и даже прямого расстройства во взаимных отношениях Сестер - Поместных Православных Церквей, с которыми эта группа будет так или иначе соприкасаться.
Значит, определить линию своего дальнейшего поведения карловацким архипастырям и пастырям предстоит не только физической возможностью настоять на своем, но и сознанием великой ответственности каждого из них за мир и благостояние Святой Христовой Церкви в ее целом.
Представляя все вышеизложенное благосклонному вниманию Вашего Блаженства, я и наш Патриарший Священный Синод братски просим Вашу Святыню быть доброжелательным посредником между нами и архипастырями и пастырями Карловацкой группы, передать им наше предложение и своим отеческим и архипастырским влиянием и авторитетом воздействовать на них в желательном направлении.
В заключение испрашиваю Святительских молитв Вашего Блаженства для себя и для Преосвященных членов Патриаршего Священного Синода и для всей вверенной нам православной паствы и с совершенным почтением и братской о Христе любовию остаюсь
Вашего Блаженства о Христе брат и слуга
Сергий, Митрополит Горьковский