Получил второй номер «Журнала Московской Патриархии». Прочел в нем потрясающую статью Митрополита Николая, озаглавленную «Разрушение и смерть», о немецких зверствах в городах: Ржеве, Сычевке, Гжатске и Вязьме. Прочел и другую статью Митрополита Алексия «Св. Благоверный Великий Князь Александр Невский — покровитель Северного края». Невольное мысленное сопоставление этих двух статей, о старой и новой попытках немецких захватчиков раздавить своей бронированной пятой землю, достояние, тело и самую душу русского народа, вызвало в памяти воспоминание об одном забытом эпизоде нашего прошлого, также тесно связанном с прославленным немцами «Drang nach Osten», и поскольку, как показывают самый ход и развитие Великой отечественной войны, Красная Армия заставляет сейчас немцев кровавой ценой расплачиваться по новым и древним счетам,— кажется своевременным предъявить к оплате и еще один счет, записанный кровавыми письменами муки на страницах истории отечественной Церкви. Что это за счет?
Шел 1472 год, точнее — только начинался. 6 января вся русская земля торжественными крестными ходами на источники вод отпраздновала великий праздник Богоявления — Крещения Господня. Не забыли его и русские люди, которых судьба в те дни забросила в непривычные, иноверческие города. Думали его отпраздновать и жители древнего Юрьева, в то время Дерпта, основанного некогда Ярославом Мудрым на месте эстонского городища и жертвенной рощи Тарту. Правда, уже много лет этот русско-эстонский городок находился во власти тевтонских «псов-рыцарей», проливших под ним немало русской и эстонской крови, но русские люди в городе этом окончательно не перевелись. Лежал Юръев на судоходной Амовже, или Мать-реке, как называли ее эстонцы. Заезжали сюда русские торговые гости, жили постоянно с семьями их приказчики, промышляли своим мастерством ремесленники. А поскольку не мыслит русский человек своего бытия без храма Божия, то удалось им при заключении торговых договоров с немцами выговорить и право на постройку при гостином дворе церкви. Выстроили ее во имя Святителя Николая, было при ней в описываемое время два священника. Настоятельствовал Исидор. Косился немецкий «бискуп» на «схизматическое капище», но должен был терпеть, так как выгода немецким купцам от торговли с русскими была немалая. Терпел, а сам обдумывал планы, как бы решительнее и побольнее разом рассчитаться с ненавистными русскими. И составился план.
В Крещенье из Никольской церкви двинулся к проруби на Амовже маленький крестный ход. Возглавлял его один Исидор; второй священник был болен и остался дома. За Исидором сплоченной массой с пением молитв шла маленькая русская колония. Вокруг толпились любопытные иноверцы. Это было обычным явлением. Необычным казалось присутствие множества вооруженных кнехтов и нескольких рыцарей. Вскоре, однако, дело объяснилось. Не успел крестный ход подойти к проруби, как его окружил ряд вооруженных людей. Только нескольким удалось бежать и скрыться. Исидор и 72 его прихожанина, в том числе женщины и дети, были схвачены и брошены в замковую темницу. Весь день, вечер и следующий день продолжался допрос с пристрастием, т. е. с пыткой. Обвиняемым было предложено искупить свою вину схизматичества отречением от православия. Русские люди на измену не согласились. Тогда 8 января их, уже осужденных, вновь вернули к проруби на Амовже, где они были схвачены. Вновь впереди их шел Исидор в полном облачении священнослужителя, но только паства его жалась друг к другу и к нему еще теснее, сплоченная муками исповедничества, да вокруг шагала зоркая стража. У проруби русским было в последний раз предложено отречься, и когда прозвучало «нет», их погнали дальше… в прорубь. Исидор был первым. За ним последовали все 72 исповедника. Только весной, когда прошла полая вода, были обнаружены невдалеке от города их тела. Оставшиеся в живых похоронили их близ той же Никольской церкви.
Второй священник, предупрежденный немногими спасшимися от ареста, превозмогая недуг, скрылся из города. Глухими лесами он отправился вместе со своей женой к родным русским городам — Пскову и Изборску, но не дошел. На рубеже русских и орденских владений его внимание привлекла пещера, в которой, по преданию, подвижничал некогда отшельник преп. Марк. Здесь измученный душою пастырь решил остановиться. По соглашению с женою вырыл он ей пещеру, сам поселился в марковой. Оба приняли иночество и под именами преп. Ионы и Вассы положили начало знаменитой Псково-Печерской обители, несколько веков являвшейся форпостом, о каменные стены которого много раз разбивались разбойничьи набеги немецкого «Drang’a». Кто посещал тихие пещеры монастыря, тот знает, о скольких из семи тысяч погребенных в них иноках, ратных людях и мирянах надгробные плиты извещают кратко: «Посечен на брани от немцев».
Нынешний вал немецкого «Drang’a» закатился много дальше всех предыдущих на русскую землю. И Тарту — Юрьев, и Псково-Печерская обитель, и вся Псковщина стонут под пятой новых немецких «псов-рыцарей». Но есть в мире физический закон: угол падения равен углу отражения. Иногда он бывает применим и в истории. Если небывало далеко зашли немцы, то и небывало бьет их теперь и гонит победоносная Красная Армия нашей Родины, бьет их непрерывно и вразумительно, бьет и за старое и за новое, бьет с тем расчетом, чтобы в будущем уже не надо было бить никого. Вот мы и торопимся предъявить все счета к оплате, пока немец еще расплачивается последними потертыми медяками, добытыми в «тотальных- мобилизациях».
А. О.