С тех пор как Св. Кириллом переведены были прежде всего знаменательные слова евангелиста Иоанна Богослова «В начале бе Слово» началось славянское просвещение, началась и славянская литература. С тех пор славянский язык сделался языком священным, языком церковного богослужения для всего племени славянского; тогда же разрушено было давнишнее суеверие, якобы имя Божие может быть прославляемо только на трех языках: еврейском, греческом и латинском.

Эти труды славянских просветителей имели величайшее значение для Русской земли. Благодаря им строго восточное православие быстро привилось на Руси и пустило самые глубокие корни. Православие сделалось самым отличительным признаком русского народа. Вера православная легла во главу угла всего русского государственного строя. Митрополит Московский Филарет в следующих славах выразил эту мысль: «Что было началом огражданствования и просвещения России? Что объединило ее после княжеского раздробления? Что не допустило ее пасть под чужим игом и исторгло из-под ига? Что из разрушительного междоусобия воссоздало ее в сильное государство? Не паче ли всего вера православная?» (Собр. соч. митрополита Филарета, 1835 г., т. V, стр. 549—550).

Вера православная, сослужив великую службу «огражданствованию России», заронила и первые семена ее просвещения. Первыми просветителями книжною славянскою мудростью были те же лица, которые были и просветителями душ св. верою Христовою, т. е. церковные пастыри. «Нача Владимир,— говорит летописец,— ставити по градом церкви, людие нача приводити на крещение, нача ставити попов к церквам и нача поимати у нарочитых чада дети и даяти их в научение книжное». Сын его Ярослав Мудрый был великим ревнителем просвещения; он «церкви ставяше, поставляя попы, веля им учити люди». Таким образом, в первый же период русской истории крепко сложилось убеждение, что дело книжного научения есть преимущественно дело лиц духовных. Первые учители, славян считали обучение посредством «слова буквенного» необходимым условием усовершенствования нравственного. Епископ Климент говорит: «Душа безбуквенная мертва». Мысль о необходимости просвещения и грамотности, слившаяся с мыслью о Библии, привилась к русскому сознанию. Вот почему древнерусский человек считал чтение книжное делом спасительным.

В период монгольский дело народного просвещения в основных чертах не изменилось: оно, как и раньше, оставалось в руках духовенства. От этого периода не сохранилось свидетельств о заботах князей об учреждении училищ. Но зато осталось очень важное свидетельство о том, что безграмотность в духовной среде признавалась явлением ненормальным». В грамоте новгородского князя Всеволода-Гавриила читаем: «Изгои три: попов сын, грамоте не умеет…»

Как единственное образованное на Руси сословие, духовенство и в период монгольский не переставало учить народ в храме и школе. Несомненно, то же было, только в значительно больших размерах, и в период послемонгольский. От XVI века сохранилось особенно важное свидетельство о том, что тогда обязательными и самыми естественными учителями, народными считались церковные пастыри и причетники, а именно следующее постановление Стоглавого Собора: «И мы, по царскому совету, соборне уложили: в царствующем граде Москве и по всем градом» (и на посаде, и по волостям и погостам) протопопам и старейшим священникам избрали добрых священников и диаконов, дьячков женатых и благочестивых… у тех священников и диаконов учинили в домах училища, чтобы все православные христиане предавали им детей своих в научение грамоте и научение книжного письма и церковного пения псалтырного и чтения налойного, и те бы священники и диаконы и дьяки избранные учили своих учеников страху Божию». Таков был тип школ в XVI веке; таким же остался он и в XVII веке. В XVIII веке Петр Великий положил начало светским школам, обслуживавшим главным образом сословия дворянское и военное, простой же народ по-прежнему продолжал черпать мудрость в книгах божественных.

Переходя от простой грамотности к «древнерусской учености», мы находим, что рассадниками ее, несомненно, являлись православные монастыри. Применяясь к современной терминологии, их можно называть высшими учебными заведениями того времени. Тогда всякий, кто хотевший овладеть книжной премудростью, стремился в монастырь. Кроме библиотеки, основанной Ярославом при Киевском Софийском соборе, нигде нельзя было тогда найти таких богатых библиотек, как только при монастырях, потому что чтение и списывание книг были самыми любимыми занятиями монахов. Первым рассадником» учености на Руси была Киево-Печерская лавра. Но этой многополезной деятельности Печерского монастыря был положен конец княжескими усобицами, и татарским погромом. Тогда вскоре выступила Троице-Сергиева лавра, заявившая о себе на первых же порах широкою книжною деятельностью.

Сам преп. Сергий любил книжных людей и поощрял их деятельность. Из Троице-Сергиева монастыря расходились книжные люди ;по всей России. Любовь иноков к переписыванию книг была очень велика; они говорили: «Печаль мя объемлет, аще не пишу».

Для нас труд переписывания сделался совершенно излишним. Но что если бы нас перенести в ту пору, когда об услугах печатного станка еще не знали: тогда только могли бы мы понять и оценить заслуги тех скромных тружеников просвещения, которые день и ночь просиживали за этим утомительным занятием и ценой упорного, кропотливого труда выпускали на свет Божий одну рукопись за другой, оставив по себе ученому миру дорогое наследство в виде тех старинных, часто великолепных фолиантов, которые и доселе служат украшением библиотек.

Вот в каких чертах рисуется нам характер древнерусского образования и просвещения, начиная с низших школ грамоты при сельских приходах и погостах и кончая центрами просвещения — монастырями.

Таков завет нашей истории.

Свет народного образования на Руси (какой тогда был возможен) исходил от сословия, которое, по закону Спасителя, всегда должно быть на свещнице, да светит всем» человеком. Сообразно с этим приснопамятный Филарет, Митрополит Московский, говорит: «Во всех исторических обстоятельствах в течение 900 лет народ имел для всей своей массы одно училище — церковь, был руководим одним учителем — духовенством».

ПРОТОИЕРЕЙ С. П. РОЖДЕСТВЕНСКИЙ

(Журнал Московской Патриархии №12 Декабрь 1944 г.)