ПОЛГОДА СО ДНЯ КОНЧИНЫ СВЯТЕЙШЕГО ПАТРИАРХА СЕРГИЯ
15 ноября Русская Православная Церковь молитвенно отмечала полугодовщину со дня кончины Святейшего Патриарха Сергия.
В Кафедральном патриаршем соборе г. Москвы, где почивает прах в Бозе усопшего Патриарха, накануне этого дня был совершен московским духовенством во главе с Митрополитом Крутицким Николаем парастас, в служении которого принял участие и прибывший в Москву однокурсник почившего по Духовной академии Архиепископ Новосибирским и Барнаульский Варфоломей.
В самый день полугодовщины Божественную литургию совершал Патриарший Местоблюститель Высокопреосвященнейший Алексий, Митрополит Ленинградский и Новгородский, в сослужении с Архиепископом Варфоломеем и представителями московского духовенства. На панихиду после литургии выходили вместе с Патриаршим Местоблюстителем Митрополит Крутицкий Николай, Архиепископ Новосибирский Варфоломей и Епископ Брестский Паисий.
Собор был наполнен молящимися.
По распоряжению Священного Синода в этот день во всех храмах Москвы и всей страны совершались торжественные заупокойные богослужения по усопшем Патриархе Сергии.
После запричастного стиха Архиепископом Варфоломеем было произнесено в Патриаршем соборе следующее слово памяти почившего:
«Во имя Отца и Сына и Святого Духа!
Да благословит Господь возложить маленький цветочек от далекой Сибири на могилу почившего Святейшего Отца нашего Патриарха Сергия, могилу, обильно украшенную разными букетами и цветами от преданных ему сердец.
Почивший Святейший Патриарх Сергий был убежденнейшим монахом. Еще на академической скамье он определенно высказывался, что служение Церкви Христовой может быть наиболее благоплодно только тогда, когда человек совершенно отрешится от мира и бесповоротно посвятит себя на служение Господу Богу. В последний год пребывания своего в Академии он отправляется на Валаам; там поработавши для обители и помолившись у мощей преподобных Сергия и Германа, он возвратился в Академию с полным горячим желанием самому принять иночество, и еще до окончания курса он уже принял постриг, начал служение Господу в звании инока и скоро же начал украшаться добродетелями иноческого звания. Инок прежде всего должен быть послушным своим духовным руководителям, — и вся жизнь почившего Святейшего Отца нашего была полна подвигами послушания. Одаренный богатыми дарованиями, он мог бы с честью занять место ученого работника в Академии, но, послушный церковной власти, он отправляется в Японию в сотрудники приснопамятного Архиепископа Николая: и куда бы ни посылала его церковная власть, всюду он шел с готовностью и всюду оставлял добрые следы своей работы: дважды его посылали в Японию, затем в Афины, он работал на корабле военном, дважды становился начальником духовных академий, потом епископом исполнял разные поручения от Святейшего Синода, участвовал в многочисленных комиссиях, прошел из-за послушания весь стаж архиерейского служения до звания главы Русской Православной Церкви включительно; и все это для того, чтобы быть верным данному им при постриге обету послушания. Но послушание почившего Святителя не было простым покорным исполнением предписаний церковной власти, пассивною работою,— нет, он всюду вносил свой светлый разум, всюду ставил себя пред законом высшей Божественной правды, взирая на пример послушного до смерти Сына Божия, поэтому для нас, знавших Святителя еще с академии, совершенно не было удивительным, что молодой епископ смело выступил с укором старой власти, которая 9 января 1905 года в ответ на сердечное желание рабочих лично изложить царю свои тягости ответила свинцовыми нулями. Молодой епископ увидел в этом грустном событии нарушение высшей правды Божией, и во имя этой попранной правды смело обличил неразумные распоряжения властей того времени; послушание высшей правде небесной молодой епископ славил своим жизненным принципом и оставался верным этому принципу до своей кончины.
От иноков вместе с послушанием требуется полная нестяжательность. Но нужно ли говорить в приложении к почившему Патриарху об этом подробно: кому не известно, что деньги рассылал он обильно всем нуждающимся, что сам часто носил подрясники с надставленными рукавами, а другим, которых считал беднее себя, раздавал облачения, мантии, панагии, рясы, подрясники, четки и даже сапоги и все это делал изумительно просто, нисколько не рисуясь и забывая сейчас же сделанное.
Любовь к чтению слова Божия должна украшать жизнь каждого инока. Кто же из видевших почившего Патриарха в его домашней ежедневной обстановке не видел, как он усердно читал святую Библию, как он, будучи незаурядным лингвистом, делал разные пометки в разных библейских текстах, ковычки, черточки ему только одному понятные. Он глубоко, вдумчиво изучал слово Божие и требованиям Божественной Библии он подчинял свою иноческую волю, и ими руководился в своем святительском подвиге.
Келейной молитвы почившего мы не знаем, но знаем, что он ежедневно по богослужебным книгам отправлял положенные чтения и пения, а по ночам у него всегда под руками была Давидова священная Псалтирь, и он, очевидно, подобно царю Давиду, и в полночь вставал и обливал слезами постель свою в своих обращениях к Господу. Но как чтение слова Божия, так и молитва нашего Святителя не были внешнеобрядовым исполнением монашеских обетов. Чужда была душа почившего всякого ханжества и лицемерия. Он любил слово Божие, любил молиться и таковым и старался поставить себя пред Богом. Но мы хотим попытаться раскрыть его душу по тем плодам, которые доступны нашему наблюдению и, пожалуй, оценке. Скромен без конца был наш почивший первоиерарх; не любил он говорить о своих делах; не любил, когда его хвалили, и пытавшимся это делать он часто отвечал такими шутками, что пытавшийся это делать конфузился и умолкал; носил Святейший Патриарх в душе своей постоянно слова Ап. Павла: «не хваляй бо себе сей искусен, но его же Бог восхваляет» (2. К. X, 18). Но после его смерти можно похвалить его и человеческим языком. Дело в том, что почивший после себя оставил несколько акафистов: в акафистах этих выразилось его доброе настроение, выразились его идеалы, которые он хотел бы видеть воплощенными в жизнь и им самим и другими верующими. Но опять, когда мы имеем дело с его акафистами, то и здесь встречаемся с тем же полным нежеланием почившего говорить о своих делах, и поэтому точно мы не можем сказать, полностью ли им составлен тот или иной акафист, или же он его дополнял, или редактировал, но во всяком случае мы будем говорить только о тех акафистах, о которых доподлинно знаем, что творческая рука нашего песнописца касалась этих церковных творений. Жаль, конечно, что не только верующий народ, но и многие из духовных лиц совершенно не знают почившего с этой стороны его работы. Только одно общее мы можем сказать о тех акафистах, которых касалась рука почившего, что они являлись не плодом сочинительства, но непосредственным отзвуком души его, по тому или иному случаю благодатно настроенной.
Сам убежденный инок, Патриарх Сергий благоговейно чтил память Валаамских подвижников прей. Сергия и Германа и, будучи Финляндским архиепископом, он составил им акафист. В этом акафисте он выражает свою радость по поводу того, что видит в этих подвижниках работников духовного делания, благодатного созерцания, и молится им, чтобы они и иноков Валаамской обители, и других подвижников вели по святому, изобранному ими пути, чтобы они своими молитвами не дали обители и инокам обители отягчаться куплями житейскими и удерживали бы насельников обители от духа уныния и других пороков. Отображением такого же настроения святейшего является и акафист преп. Антонию Великому; в этом акафисте очень выпукло изображено премирное настроение спасавшего вселенную своими молитвами отца монашества, в своем молитвенно-созерцательном духе изрекшего, что он уже Бога не боится, а любит Его.
На своем жизненном пути святейший становится Митрополитом Владимирским. Молится он здесь пред Владимирскою иконою Богоматери и почувствовал слабость читавшегося там акафиста Богоматери, в котором больше восхвалялись молитвенные подвиги благоверных князей, нежели благодатное заступничество Богоматери, и Митрополит Владимирский составляет новый акафист в честь Владимирской иконы Пресв. Богородицы, где восхваляет попечение Богоматери о земле Русской, чудеса, проявленные Богородицею чрез эту чудотворную икону, и особенно радостно восхваляет Богоматерь, что Она Своею чудотворною иконою благословляла работу Всероссийского поместного собора 1917—1918 гг., и от Своей же чудотворной иконы дала жребий восстановленного патриаршества Своему избраннику Патриарху Тихону. Здесь же, во Владимире, наш Патриарх составляет акафист Боголюбской иконе Богоматери тоже взамен прежнего, а когда он становится Митрополитом Горьковским, то он своим благочестивым сердцем обонял подвиги блаженного старца Серафима, благоухание иконы Богоматери — «Умиление» и составляет акафист этой иконе, вспоминая близость Богоматери к преп. Серафиму, помощь Ея Дивеевским старицам и другие благодеяния Царицы Небесной.
Скорбна была жизнь нашего Святителя во время управления им Русскою Православною Церковью. Судили его люди и «шибко» судили по его выражению, даже именующие себя «патриотами» нашего отечества, но отступившие от молитвенного с ним общения. Но эти нападки благодушно переносил наш святитель; твердо шел он тою линиею, которую считал самою лучшею для блага Церкви. В одном из своих писем ко мне почивший Патриарх писал, между прочим, о том, что один из оппозиционно к нему настроенных церковников говорит, что М. Сергия история оправдает; сообщая об этом, покойный Владыка добавляет: «не так для меня дорога оценка истории, как дорог тот суд, который произнесет обо мне нелицеприятный Судия в день оный». Суда Божия боялся святитель и, радея о высшей правде Божественной, суд своей совести и суд Божий ставил выше всякой людской оценки, помня слова св. Апостола Павла: «прежде времени ничтоже судите, дондеже приидет Господь, иже во свете приведет тайныя тьмы и объявит советы сердечные, и тогда похвала будет комуждо от Бога» (1. К. IV, 5).
В Церкви Христовой, как одна из основных истин ея существования, содержится учение о том, что всякому верующему, которому Господь Бог посылает скорби, испытания, должно для терпеливого перенесения скорбей, мысли и чувства свои направлять к Господу Крестоносцу, чтобы Он дал силы перенести покорно посылаемые Им испытания. Когда я обдумывал это слово, мне припомнилось одно глубоко содержательное стихотворение забытого мною стихотворца. Этот поэт пишет так:
Надо мною буря пыла,
Гром на небе грохотал,
Слабый ум судьба страшила,
Холод в душу проникал.
Но не пал я от страданья;
Твердо выдержал удар;
Сохранил в душе желанья,
В теле силу, в сердце жар.
Что погибель, что спасенье,—
Будь, что будет, все равно.
На Святое Провиденье
Положился я давно.
У меня в душе есть сила,
У меня есть в сердце кровь.
Под крестом — моя могила,
На кресте — моя любовь.
Припоминается мне и великий Бетховен, которого к концу жизни посетила полная глухота, и вот мысль несчастного музыканта обращается тоже к Крестоносцу Господу, и он пишет необычайной силы ораторий: «Христос на Масличной горе», составляет мессу (не помню какую по счету) и по отзывам специалистов эти два произведения глухого композитора отличаются особо талантливыми сочетаниями богатых звуков, свидетельствующих о великом духовном напряжении богатых природных сил названного гения,— о религиозном подъеме, пережитом им при этом испытании.
Если всякий верующий христианин в скорбях несет свое сердце к Богу, то наш Святитель, Богу преданный, естественно, все свое внутреннее устремление направил к Господу Крестоносцу. Он твердо знал, что нести скорби — это удел всякого верующего; он помнил радостные слова св. Апостола Павла: «Мне же да не будет хвалитися токмо о Кресте Господа нашего Иисуса Христа. Имже мне мир распяся, и аз миру . . . Прочие труды да никто же ми дает: аз бо язвы Господа Иисуса на теле моем ношу» (Гал. VI, 14, 17). И выражением этого благодатного устремления к нашему Подвигоположнику Господу, до креста возлюбившему нас, и явился у Святейшего Отца нашего полный глубокой силы акафист живоносному древу Креста Господня; в этом акафисте с твердою верою изобразил Святитель несокрушимую мощь Креста Господня, дающего победу всем, кто силою Креста облекается: «радуйся живоносный Кресте,— восклицает церковным восклицанием наш Святитель,— благочестия непобедимая победа!» Верил Святейший наш Отец в окончательную победу истины над ложью, правды над неправдою, нося в себе церковное убеждение, что приведется правда вечная.
Но особенно твердо, нерушимо выразил свою веру в победу истины над ложью наш Святитель в своем победно-благодарственном гимне Христу, воскресшему из мертвых; в этом акафисте почивший Патриарх торжественно хвалебно воспевает значение воскресения Христова для всей жизни всего верующего человечества. «Аще Христос не воста,— вещает он словами, св. Апостола в этом акафисте,— тще убо проповедание наше, тща ме и вера наша» (1 К. XV, 14). И Патриарх Сергий словами Священного Писания, словами церковных песнопений так ясно изобразил смысл светлого Христова Воскресения, что всякий слушаю щий восторженные слова этого акафиста чувствует, как душа его ликует, как близка его сердцу истина Христова Воскресения. И я, грешный, в своих благочестивых мечтаниях представляю, как при увеличении у вас церквей и по отпечатании этого акафиста во всех уголках нашего отечества верующие от Пасхи до Вознесения будут наслаждаться светлыми восклицаниями этого победного благодарственного гимна во славу воскресшего Спасителя; и мы все, собравшиеся сегодня помолиться у гроба почившего Святителя, поучимся у этой могилы примером Отца нашего, как должно нам в скорбях не унывать, но, терпеливо перенося их, светло уповать, что за скорбями идет светлая радостная победа, милостию на кресте распятого и тридневно воскресшего нашего Христа Спасителя.
И скажем еще одно заключительное слово. В акафисте преп. Сергию и Герману почившим патриархом сообщается о том, как по устроении Валаамской обители напали на это священное для православных русских место злые лютеране, сродные современным нам немцам. Господь Бог Своею милостию спас от вражеского поругания нетленные мощи преподобных. Но весь монастырь Валаамский враги сожгли дотла, превратили в прах и пепел. И нам представляется, что для нашего Святейшего Патриарха, так горячо любившего Валаамскую обитель, было ясно и на всю жизнь памятно, что носители лютеровой ереси ненавидят святыни Православной Церкви,— друзьями православного русского народа они быть не могут. В этом нападении немцев на Валаамскую обитель проявился дух ненависти лютеран-немцев к нашему русскому народу, к нашим святыням, каковой дух со стороны немцев со всей страшной, поистине демонской силой, проявился в настоящей Отечественной войне. Наш почивший Патриарх был человеком глубоко наблюдательным и в проявлениях ненависти к нам немцев видел большую опасность; поэтому лишь только началась эта вероломная со стороны немцев война, как наш Святитель, призывая всех верующих молиться о даровании победы и грудью стоять за Родину и за ее святыни,— в первом же своем послании выразил глубокую веру в окончательное посрамление врага. Этот крепкий патриотизм, которым характеризуется вся церковно-общественная работа почившего, зародившаяся еще в его душе при представлении поруганных святынь Валаамской обители, с течением времени, а во времена этой войны особенно, разгорелся пламенным огнем в многочисленных посланиях к пастырям и пасомым нашей Святой Церкви. Его послания дышат глубокою верою в непобедимость русского народа, в непобедимость русского оружия и в окончательное сокрушение фашизма. Отсюда и имя Святейшего Патриарха Сергия стало известным всему миру; его имя благословляли и наши мощные союзники, и славяне, и другие миролюбивые народы. Имя Патриарха Сергия стало мировым.
Сегодня мы молитвенно вспоминаем его церковно-патриотическую работу по случаю исполнившегося полугодия со дня его кончины. Как человек, почивший Патриарх, не был чужд тех или иных недостатков, немощей. Святая Церковь наша, непрестанно молящаяся о всех усопших, призывает всех нас ныне к особо усердному молению, да простит ему Господь все вольные и невольные грехи его,— а по Своим великим щедротам и человеколюбию да вменит Господь его крестный путь во искупление его грехов и вчинит душу его во Своих светлых обителях. Aминь».