ПОЛУГОДОВОЙ ПАМЯТИ ПАТРИАРХА СЕРГИЯ
(15 мая — 15 ноября 1944 г.)
Святейший Патриарх Сергий на наших глазах проходил и завершил свое служение Русской Православной Церкви. Мы все видели, всю обстановку его домашней жизни, его интересы, его занятия, труды и подвиги. Мы все — свидетели всех подробностей его жизни и святительства, и ни одна мелочь не укрылась и не укрывалась им от взоров, его окружавших. Его дела и помышления были чисты и незапятнаны, как светлые лучи солнца. Он был подлинный светильник Евангельский и стоял не под спудом, но на свещнике и светил всем. И как каждый светильник, в лучах собственного света он освещал прежде всего самого себя, и взор наблюдателя поражался его ясностью и чистотой. В самом светильнике не было ни одного темного уголка, ни тени, ни даже тумана. Все прозрачно, все ясно, как в любой электрической лампочке, пока она горит.
Особенно поражало его незлобие. Его можно было обидеть и даже больно обидеть, и он эту боль чувствовал и переживал. И как же он отвечал на нее? Он всю тяжесть ответа перекладывал на свою шею, на свои плечи и уверял всех, что это он сам виноват во всем. Вы помните появление раскола в его управление? Когда известие об этом печальном своеволии дошло до Первосвятителя, первым его возгласом было:
— Что я наделал! . . Что я наделал!
И потом уже никто не мог убедить его в полной невиновности.
А когда позднее подобный случай произошел в другом месте, Первосвятитель жестоко укорял себя:
— Я его обидел . . . Он вправе жаловаться на меня . . .
В результате обиженный не упускал случая оказать любезность и внимание обидчику.
Такое самоотречение не было результатом отшельничества, удалением от мира и его красот, от людей и оживленного общения с ними. Он обладал исключительным даром воспринимать все доброе и даже в отрицательных явлениях разбираться не в суд и осуждение.
Ко всему этому он был искренним патриотом, всецело воплотившим богатейшие дарования истого русского человека и безгранично любившим свою родину. Проезжая по разным странам и частям света, плавая по морям и океанам, он всюду восхищался и видел прекрасные дары природы и труда человеческого. И он ни на минуту не забывал своей дорогой родины, и среди восторгов чужими красотами тотчас же вспоминал свой тихий, скромный край и при сравнении всегда отдавал преимущество спокойствию и уюту родной земли. Даже среди грандиозных пальмовых лесов он любовно вспоминал родную березку.
Этот высокоодаренный человек, с богатейшими данными для духовного развития, положил свое иноческое начало на дела проповеди Христовой среди язычников в Японии под руководством истинного мужа апостольского, епископа Николая Косаткина. Епископ Николай уже тридцать лет подвизался в Японии, когда к нему в помощники приехал в 1890 г. молодой отец Сергий Страгородский.
Была ли наша православная миссия в Японии школой для молодого инока? Дала ли она ему для начала монашеских подвигов лучшую обстановку, чем любой монастырь на родине? Какие уроки он вынес оттуда на всю свою жизнь? Краткие убедительные ответы дадут на это две-три строки из двух писем: одного — самого отца Сергия, а другого — епископа Николая.
«Невольно подивишься милости Божией над нашей миссией,— писал сам отец Сергий 14 декабря 1890 г. из Оосака.— Нет у нас ни школ с европейскими программами, ни больниц с целым штатом сестер милосердия, не сыплются из миссии направо и налево разные «вспомоществования». Чуждая всяких культурных и политических задач, наша миссия поставила себе целью проповедать Японии Христа и Его учение в его чистом виде, без всяких прибавок и перетолкований. Наша миссия сильна не материально и не количеством своих деятелей, а прямо благодатию Христовой и только ею одной. Что такое силы миссии? Нуль по сравнению с протестантскими и католическими. Против целых армий их миссионеров-европейцев у нас действуют исключительно японцы, новообращенные, лишь поверхностно образованные. Правда, во главе всего стоит преосвященный Николай, воспитывающий проповедников, но ведь он совсем один. Здесь побеждают не люди, а благодать и истина. Поэтому и самые приемы нашей миссии носят на себе особый, чисто апостольский отпечаток».
Много позже, когда для отца Сергия предвиделось уже близость епископского служения, преосвященный Николай в одном письме к нему ставит вопрос, что значит иметь способность к руководству, к управлению Церковию, и отвечает:
«Сердце тут нужно, способность проникнуться нуждами ближнего или ближних, почувствовать скорби и радости ближних точно свои,— и в то же время хладнокровное размышление, как устранить скорби и упрочить радости,— и решимость поступить в указываемом сердцем и умом направлении, и твердость и авторитетность сделать поступок правилом для других. Я, когда посещаю церковь, как бы мала она ни была, на то время делаюсь всецело членом ее, так что для меня в то время других церквей, да и всего мира, как будто не существует. Если приходят письма из других церквей, мне и в голову не приходит прочитать их среди дел той церкви, а читаю ночью, освободившись от местных дел».
По поводу этих путешествий преосвященного Николая по церквам Японии отец Сергий заметил, что эти путешествия «вполне апостольския и по целям («утешиться верою общею, вашею и моею», взаимное ободрение), и по способу исполнения».
Вот та школа, в которой выковывался иноческий облик Патриарха Сергия, в результате чего мы наслаждались алмазной многогранностью и блеском его святительства.
Кончина Патриарха Сергия грозила бы безнадежной скорбью Русской Церкви, если бы сей мудрый печальник не предусмотрел и не указал выхода. В своем духовном завещании, говоря старым языком, он патриаршее управление Церковью «приказал» его Высокопреосвященству Митрополиту Алексию, что дает нам приятный случай, обращаясь к его Высокопреосвященству Патриаршему Местоблюстителю, повторить старый стих:
Старик Святейший Вас заметил,
И, в гроб сходя, благословил.
В этом великое утешение осиротевшим чадам Русской Православной Церкви
И да будет ему вечная память, а Вам многая лета!
ПРОФЕССОР Г. П. ГЕОРГИЕВСКИЙ