«В небольшой по размеру статье,— пишет Мих. Архангельский в «Ж. М. П.» (№ 1 за 1944 г., стр. 24),— мы покажем только малую часть той блестящей плеяды воинов из среды духовенства, которая встает пред глазами на всем протяжении русской истории».

Такова же скромная задача и нашего очерка.

Старшее поколение современного духовенства помнит, что, в связи со 100-летним юбилеем Отечественной войны 1812 г. был опубликован ряд отдельных работ и статей в газетной и журнальной периодике, посвященных участию Православной Церкви и ее служителей в великой эпопее борьбы народов России пропив: нашествия полчищ Наполеона на нашу Священную Родину. Но если даже такие работы протоиереев: А. В. Никольского и Г. И. Шавельского уже являются большой библио графической редкостью, то отдельные статьи в Синодальной, духовноакадемической, епархиальной и светской прессе почти недоступны (по редкости их) подавляющему большинству наших читателей. Этим можно будет оправдать появление нашей краткой по объему статьи.

Иногда в исторической литературе можно встретить и такие высказывания: «Единственное сословие, которое не сыграло никакой роли в великой народной войне, было духовенство. Правда, несколько священнослужителей отличились в 1812 г. мужеством и преданностью религии. Несколько священнослужителей, с другой стороны, перешли на сторону неприятеля. А в общем, в массе… духовенство оставалось лишь свидетелем событий».

Автору подобного рода суждений можно возразить: 1) Случаи сотрудничества с неприятелем были, но никто не в состоянии насчитать их более 7—8; случаев прямой измены — не более 2—3. Но среди дворянства таких случаев было в несколько раз больше. Количество случаев обращений помещиков к французским властям с просьбами о вооруженном пресечении уклонения крестьян от барщины и ухода крестьян в партизаны было в несколько раз больше. Но сказать на этом основании, что дворянство в 1812 году в целом («в общем, в массе») «стояло в стороне», значило бы больше, чем погрешить против истины. «Поликарпы Сикорские 1812 года» представляли тогда не менее исключительное нетипичное, уродливое явление, чем «Поликарпы 1941—1943 гг.».

2) Материальное участие духовенства в войне 1812 года было не меньшим, а большим, чем других сословий, если сопоставить степень обеспеченности духовенства с обеспеченностью дворянства, купечества и мещанства.

3) Непосредственное, в разных формах, участие православного духовенства в обороне Родины в 1812 году настолько велико и очевидно, что, только сознательно и упорно закрывая глаза на истину, можно отрицать громадный, действенный, патриотизм служителей церкви, и именно в общем, а массе…

Обратимся к немногим, из известных фактам. Сухие, краткие — они звучат стихами поэмы-яви истории русского патриотизма.

287 947 р. 14 к. наличными деньгами по золотому курсу, около 58 пудов серебра и более 10 фунтов золота,— таков был дар черного и белого духовенства на народное ополчение, не включая сюда ни отчислений от церковных доходов, ни сумм тарелочного сбора пожертвований с прихожан. Ведь это около полугодового полного личного дохода духовенства.

. Духовенство Ярославской епархии дало из своих личных средств почти столько же, сколько и все многочисленное богатейшее купечество епархии. Жертвенный порыв духовенства в 1812 году но масштабу своему воспроизводит картину Нижегородского сбора по призыву Минина за 200 лет перед тем и предвосхищает картину церковного сбора на танковую колонну «Дмитрий Донской» в наши дни по призыву великого патриота Гермогена наших дней — Патриарха Сергия. Проповедь с амвона — духовное оружие пастыря. Престарелый Московский святитель митрополит Платон (Левшин), Петербургский митрополит Амвросий (Подобедов), Московский епископ Августин (Виноградский), Смоленский и Дорогобужский епископ Ириней (Фальковский) пастырским словом призывали русских людей к выполнению их долга перед Родиной. Известие например, что когда после Бородинской битвы враг стал приближаться к Москве, и московский градоначальник Растопчин стал опасаться за спокойствие в первопрестольной столице, из Троице-Сергиева монастыря был вызван в Москву митрополит Платон. На площади, у колокольни Ивана Великого, ветхий деньми старец обратился к народу с призывом сохранить спокойствие и с доверием относиться к мероприятиям правительства.

Но духовенство не ограничивалось призывом к терпеливому пассивному перенесению иноземного ига. По земле Смоленской прогремело спокойное, но пламенное воззвание Смоленского и Дорогобужского епископа Иринея: он увещевал население не разбегаться по лесам и ямам от неприятельских разъездов и отрядов, а соединяться в отряды и мечом истреблять поработителей. Не осталось без оклика в тысячах сердец воззвание архипастыря. Следует отметить, что оно предшествовало призыву Кутузова к народной войне.

Густо покрылась Смоленщина крестьянскими партизанскими отрядами — и снова это только один из фактов. Скромнейший из скромных церковнослужителей — пономарь глухого Савеловского прихода Смирягин возглавил один из малых числом, но великих духом партизанских отрядов, форменно деморализовавший тыл войск маршала Мюрата. В другом конце епархии несколько поколений крестьян передавали из уст в уста рассказы о боевых подвигах партизана-псаломщика Рославльской Пятницкой церкви Саввы Крастелева.

В почтенном уже возрасте был в 1812 году священник Смоленской Одигитриевекой церкви Никифор Мурзакевич. Во время штурма Смоленска он оставил свой находящийся под обстрелом неприятельской артиллерии дом, с иконой Богоматери на груди, с дароносицей в руках пошел в гущу боя, на передовой бастион и в авангардные окопы (рвы). Там он бесстрашно увещевал и вдохновлял солдат, перевязывал раненых, утешал, исповедывал и причащал раненых и контуженных. Он не ушел от своей паствы. Когда сгорел его дом, он поселил свою семью на храмовых хорах и все время оккупации Смоленска боролся, как мог, с мародерами, ободрял в последние минуты жизни приговоренных к расстрелу партизан и в их числе — Павла Энгельгардта.

Верой в победу русского оружия звучала его проповеди и в дни осады и в дни оккупации. Известен случай, что, когда однажды среди храма взорвалась бомба, поломала клиросы и самого священника взрывной волной зашвырнуло в алтарь, о. Никифор через несколько минут появился в клубах дыма и, успокоив молящихся, продолжал литургию. Когда французы подошли к местечку Чечерск (100 верст от Могилева), местный священник Герасим Курганский смело вышел навстречу врагу. Французы отступили. Священник с. Нечашева Федор Павлинов при приближении врага созвал в церкви крестьян и призвал их к присяге быть верными Родине.

Вломившись в Москву, наполеоновские варвары не щадили ни церквей, ни священников, не склонивших колен перед поработителями. Часть духовенства осталась в городе для обслуживания религиозных нужд той части населения, которая не смогла покинуть столицу вместе с русскими войсками. Не будем описывать тяжелейших условий жизни духовенства в погребах, ямах, банях, а то и в склепах.

Из павших мученической смертью от руки врага отметим 66-летнего иерея Сорокосвятской церкви, что близ Новоспасского монастыря. Старец покинул свой дом, чтобы попытаться спасти храмовое достояние.

Несмотря на жестокие пытки, он отказался выдать толпе неприятельских солдат драгоценную утварь. На рассвете 3 сентября его нашли на паперти изрубленного саблями, исколотого штыками, избитого прикладами, в луже крови, но еще живого. Проводивший мимо французский офицер прикончил его пистолетным выстрелом в голову. Но и в последующие дни труп его (без гроба, на Новоспасском кладбище) трижды был вырываем из могилы французскими солдатами и обыскан с целью грабежа («Моск. Церк. Вед.» № 10 за 1912 г.).

Не только Новодевичий монастырь, но и окружающие его малые кварталы были спасены от страшного взрыва благодаря героизму казначеи монахини Сарры, в последний момент потушившей фитили, поставленные французами к боченкам с порохом в монастырском подвале. Во время оккупации французами Москвы многие Московские храмы превратились в места убежищ для местного населения. Целые семьи располагались в разных местах храма, боясь показаться на улицу.

В Отечественную войну 1812 года очень рано стало развиваться партизанское движение. Нам известны крупные партизанские отряды Давыдова, Фигнера, Сеславина, Кудашева и некоторых др. Но очень многие незаметные герои партизанского движения, отставные солдаты-суворовцы не оставили своих имен. Вот одна случайно сохранившаяся картинка выступления партизанского отряда. Еще спит крещеный мир, а в селе тревожно зазвучал колокол. Неприятель, следовательно, недалеко. Быстро сбегается народ на большую улицу села с топорами и рогатинами. Появляется и отставной бравый солдат и начинает расставлять крестьян в шеренги, разделять по взводам, указывать элементарные правила боевого движения. Появляется и священник в полном облачении с крестом в руках и обращается с назидательным словом: «Православные! Неистовые враги хотят предать православный народ в египетскую неволю. Ополчимся за дом Пресвятой Богородицы. Погибших ожидает венец мученический, а живых честь и слава. Именем распятого за грехи наши, благославляю вас на праведную брань». Священник кропит святою водой партизанский отряд.

Иногда во главе партизанского отряда выступает и сам священник. В истории Отечественной войны 1812 года известно имя священника Верейского собора о. Иоанна Скобеева и дьячка села Рюховского (12 верст от Волоколамска) Василия Григорьевича Рагозина (по др. Рагузина).

И русские и иностранные авторы (см., например, мемуары личного адъютанта Наполеона графа де-Сегюр: «Поход на Москву в 1812 г.») отмечают, что о. Иоанн Скобеев был деятельнейшим и талантливейшим сподвижником в операциях партизанского отряда генерал-майора Дорохова, блестяще очистившего от неприятеля район Вереи и уезда.

Дъячок Василий Рагозин сам при содействии дьякона соседнего села Тимашова создал отряд до 500 человек. В десятки сел, контролируемых отрядом, не было входа и въезда врагу. Точнее, не было выхода живьем врагу, попадавшему в партизанский район Рагозина. После героического набега отряда на занятый неприятелем Волоколамск к Рагозину влилась партизанская группа дворян во главе с офицером Беляевым. Позже, когда к Волоколамску М. И. Кутузов направил трехполковый казачий отряд генерала А. Ф. Бенкендорфа, Рагозин, во взаимодействии с частями Бенкендорфа, прославился доблестными операциями, которые узаконены современной военной наукой как (доставляющая ныне фашистам столько тревог) прием «разведки боем».

Аналогичные факты можно было бы отметить и по Могилевской и Тверской губерниям.

Военное духовенство (полковые священники) не ограничивались отправлением богослужений в походных церквах да неотложных треб на перевязочных пунктах.

Один автор, вовсе не заинтересованный в похвалах русскому духовенству, пишет: «С народными полками — дружинами — шли духовные лица. Везде они были первыми в огне. Их дух достоин удивления. Все генералы хвалили их».

Протоиерей Г. И. Шавельский в брошюре «Военное духовенство в борьбе России с Наполеоном» приводит до 30 имен священников, проявивших себя подлинными героями в борьбе с вторгнувшиеся в нашу страну врагом. Обычно указывают на Могилевского епископа Варлаама Шимацкого как на изменника родине, поминавшего при богослужении имя Наполеона. Но это единственный случай, в противовес которому можно указать многочисленные факты, когда духовенство занятых французами районов категорически отказывалось поминать имя Наполеона в богослужебных молитвах.

Многие сотни русских людей пришли после 1812 года к рукоположению в сан священника со шрамами и следами ран, с крестами и медалями, полученными в рядах славных боевых ополчений. Юноши-семинаристы шли добровольцами в ополченские дружины. (К примеру: ряд духовных семинарий опередил в этом отношении Костромскую. Но и из этой последней 25 питомцев с честью прошли боевой путь от Волги до Одера).

Славные традиции прошлого живы и в наши дни, когда Русская Православная Церковь в лице лучших ее представителей несет свою лепту на дело освобождения Родины от современных варваров-захватчиков.

Правнуки людей 1812 года продолжают беззаветное служение Родине в наши дни. Образы прадедов да вдохновляют правнуков.

И. Н. ШАБАТИН

(Журнал Московской Патриархии №5 Май 1944 г.)