Обозревая деятельность святителя патриарха Гермогена глазами историка, приходишь к выводу, что его подвижническая деятельность — не только проявление его личных, исключительных качеств, обессмертивших это имя, но что Патриарх Гермоген — воплощенная совесть Руси; он — олицетворение государственного духа Руси, выразитель голоса Православной Церкви, призывающей к сплочению масс народных на борьбу против иноземного порабощения нашей великой родины.

XVII век пришел на Русь в грозовых зарницах крестьянских волнений и восстаний против бояр и помещиков; феодальный гнет особенно проявился во время голода, три года не выпускавшего Русь из своих объятий.

В 1584 году умер царь Иван IV.

Обострились отношения внутри господствующего класса феодалов, между боярством и дворянством. Кризис экономический и социальный сопровождался кризисом политическим. Ставший после смерти Федора царем, в феврале 1598 года, Борис Годунов разошелся с чиноначальниками русской земли — боярством.

Во враждебных Годунову кругах пошли разговоры о якобы спасшемся от руки убийц в Угличе 15 мая 1591 года царевиче Дмитрии. Скоро в Москве узнали, что спасенный царевич уже в Польше и, получив Поддержку польского правительства и шляхты, идет в Москву отнимать престол от узурпатора власти Годунова. Польско-литовские паны пока решили использовать события в Московском государстве в интересах Польши . . . Дальнейшие события хорошо известны. При поддержке своих зарубежных покровителей самозванец 20 июня 1605 года вошел в Москву. Борис Годунов умер еще до прихода самозванца (в апреле месяце), а вскоре после смерти отца был умерщвлен и юный Федор Борисович. Одиннадцать месяцев процарствовал самозванец в Москве, успев выявить подлинное свое лицо. Когда особенно реально почувствовалась опасность для русского государства, самозванец был свергнут в ночь с 16 на 17 мая 1606 года. Захватнические планы польских интервентов рушились.

19 мая на площади «малыми некими от царских палат излюблен бысть царем Василий Иванович Шуйский».

Избрание крупного вотчинника Шуйского не было единодушным желанием всего русского народа, а только бояр и крупных купцов. Современник дает ясно почувствовать это, когда говорит: «И устроися Россия вся в двоемыслие: ови убо любяще, ови же ненавидяще его».

Страна загорелась новыми крестьянскими восстаниями. Попрежнему враждебны были отношения между дворянством и боярством. Вспыхнула борьба и в боярской среде, между Романовыми и Шуйскими. Поляки, воспользовавшись этим, подставляют второго Лжедимитрия. Вокруг него группируется значительная часть польско-литовской шляхты, сильно вооруженная и составляющая главную его базу. Второй Лжедимитрий со своими польскими покровителями и вдохновителями располагается в подмосковном селе Тушино. Нашлись изменники и в русском боярстве, которые собрались в Тушинском лагере, превратившись в орудие польских интервентов.

Василий Шуйский не проявил способности в борьбе с тушинскими интервентами. Но когда польские захватчики стали занимать русские города, грабить население и стремились превратить русскую землю в завоеванную страну, в разных местах Московского государства начались восстания против вторгнувшегося врага. Большую роль в деле освобождения родины из-под власти иноземных захватчиков стала играть Церковь. Ставленник первого самозванца, грек Игнатий, был устранен с патриаршего престола, и его сменил (3 июля 1606 г.) Казанский митрополит Гермоген, с именем которого связана широкая патриотическая деятельность. Для того чтобы блокировать Москву, тушинцам нужно было взять сильную крепость, защищающую русскую столицу с севера,— Троице-Сергиев монастырь. 25 сентября 1608 года враги, получив отказ от архимандрита Иоасафа добровольно сдаться, обложили монастырь. Все усилия врагов взять эту твердыню оказались безрезультатными. Сидельцы, среди которых наши источники отмечают значительное количество крестьян, вдохновляемые монастырскими иноками, с исключительным героизмом переносили невероятные лишения. Монастырь выдержал продолжительную осаду, блокада Москвы сорвалась. Большую патриотическую работу в этот период провели представители Церкви, так, например, епископ Иосиф Коломенский; мученически окончил свою жизнь за родину Тверской епископ Феоктист; отказался признать самозванца суздальский подвижник Галактион; горячо убеждал своих сограждан вести борьбу с польскими захватчиками зарайский протопоп Димитрий, выступавший рука об руку с местным воеводой, известным Д. М. Пожарским, и другие.

Деятельность патриарха Гермогена в пользу родины наши источники отмечали неоднократно. Приведем несколько иллюстраций. 17 февраля 1609 года (в субботу, на масляной неделе) большая группа, враждебная Шуйскому, в количестве до 300 человек, явилась на Лобное место и стала требовать низложения Шуйского. Старые инициаторы этого собрания (Роман Гагарин, Григорий Сунбулов и Тимофей Грязнов) решили было использовать для этого авторитет Гермогена, которого, против его воли, вывели на площадь. Однако Гермоген отказался поддержать домогательства этих лиц, так как свержение Шуйского и избрание нового царя могло бы вызвать новые осложнения, которые не преминули бы использовать враги. Первоочередным делом, по мысли Гермогена, должна была стать не расправа с Шуйским, а освобождение родины от опасности.

Потерпев неудачу, инициаторы этого собрания бежали в Тушино, куда Гермоген послал одну за другою две грамоты с призывом к изменникам не разорять свое отечество. Покатившиеся по наклонной плоскости изменники не вняли голосу архипастыря.

В 1609 году правительство короля Сигизмунда III решило перейти к открытой интервенции. Осенью этого года король пошел походом на русскую землю и осадил Смоленск. Тушинский самозванец оказался уже не нужным польским захватчикам и прежние тушинцы перешли в королевское войско под Смоленском. Тушинский лагерь, оставшись без главной своей военной силы, стал распадаться. В феврале 1610 года русские тушинцы заключили под Смоленском договор с Сигизмундом о приглашении в московские цари его сына, королевича Владислава. После этого договора к Москве был направлен гетман Жолкевский, который должен был расчистить дорогу к престолу королевичу Владиславу. Под Клушиным (24 июня) русское войско потерпело поражение, и Жолкевский все ближе и ближе подходил к Москве. Сюда же двигался и прежний тушинский самозванец. Снова вспыхнуло в Москве движение против Шуйского. Против незадачливого царя состоялось у Серпуховских ворот огромное собрание. Народ требовал немедленного устранения Шуйского с престола. Только один Гермоген смело указывал на несвоевременность этого требования, но его слово было гласом вопиющего в пустыне. 17 июля Шуйский был низложен, а 13 июля он был насильственно пострижен дворянами в монахи. Гермоген не признал законным это пострижение. После низложения Шуйского власть перешла в руки семибоярской думы, но, как водилось в древней Руси, в «безгосударное время» «начальным» человеком становился патриарх. Положение Гермогена стало теперь особенно трудным. Три политических партии стали действовать в Москве. Одна настаивала на избрании нового царя, из русских,— к ней примыкал и Гермоген; другая склонялась к признанию царем бывшего тушинского самозванца; а третья, во главе которой стоял глава семибоярской думы Ф. И. Мстиславский, настаивала на приглашении в цари королевича Владислава, по примеру русских тушинцев. Гермоген после долгих споров согласился на кандидатуру Владислава, оговорив избрание Владислава рядом условий: крещением Владислава по обряду Православной Церкви и полной изоляцией его от польского влияния.

Чтобы окончательно договориться с королем о времени прибытия в Россию королевича Владислава и условиях его воцарения, к королю под Смоленск было отправлено великое посольство, с Филаретом во главе. Бояре желали дать наказ послам, чтобы они во всем полагались на волю королевскую. Гермоген решительно запротестовал против такой фразы, так как не считал короля хозяином русской земли. Гермоген потребовал как непременного условия крещения Владислава в православную веру и ухода короля с русской территории. Гермоген твердо стоял на своем. Когда один из «доброхотов» Сигизмунда, Михаил Глебович Салтыков, замахнулся на Гермогена ножом, тот заметил: «Я не боюсь твоего ножа, вооружаюсь против него силою креста Христова; будь ты проклят от нашего смирения в сем веке и в будущем!» Бояре не послушали патриарха и отправили русским послам под Смоленск грамоту в своей редакции. Однако без подписи патриарха эту грамоту великие послы не могли считать законною, и король не мог навязать послам своей воли и, прежде всего, не мог добиться сдачи Смоленска. Как послы, так и смольняне требовали, чтобы боярская грамота к ним о полной покорности королю была подписана Гермогеном.

Положение дел в Московском государстве складывалось весьма благоприятно для польского правительства. Польско-литовское войско оккупировало Москву, именем Сигизмунда писались правительственные указы. Но король не мог использовать этого момента. Автор-современник, прекрасно видевший и понимавший происходившее, в своей «Новой повести» говорит: «А ныне его, супостата, нашего злого короля, той наш град ни за главу, ни за руце, ни за нозе, но за самое злонравное сердце держит и к нам итти претит». Не сдававшийся королю Смоленск не позволял Сигизмунду итти с войной в глубь нашей родины, и прежде всего в Москву.

Задержка короля под Смоленском дала возможность русским людям организоваться для защиты своей родины. В этой организационной работе большая роль принадлежала патриарху Гермогену, «крепкому поборателю по вере христианстей».

Трудность положения патриарха Гермогена и великие его подвиги заключаются в том, что он в то время оказался единственным борцом за независимость родины, так как бояре, члены семибоярской думы, по образному выражению патриота-современника, превратились из «правителей» в «кривителей» и из «землеседцев» в «землесъедцев».

У патриарха Гермогена оказывалось в руках только одно орудие — сила пастырского авторитета. Вот что говорит по этому поводу цитируемый источник: «Патриарх Гермоген, яко столп, непоколебимо стоит посреди нашея великия земли, сиречь, посреди нашего великого государства, и по православной вере поборает . . . и стоит един противу всех их (врагов русской земли), аки исполин муж, безо оружия и безо ополчения воинского, токмо учение, яко палицу, в руку свою держа». Но это оружие патриарха-патриота оказалось острее всякого меча, обоюдуострого.

«Посыльщики» со списками патриарших грамот переходили от одного города к другому, церкви колокольным звоном созывали народ. Люди призывались стоять за освобождение родины до последнего вздоха. Ополчения разных городов двигались на освобождение народной святыни — Москвы.

Полякам стало ясно, что сила Руси не в боярах, которых легко было купить, а в народе русском, в его великой любви к родине и к тому, что для русского человека олицетворяло отчизну,— в вере православной.

По всей стране пронеслась призывная весть: «Патриарх Гермоген стал за веру и всем велел стоять!» Церковь, в лице своих пастырей, призывала на брань; многие ее служители сделались ратниками — скромными, безвестными, но мужественными. Вдовый священник — Третьяк Симакин, военачальник («голова») доблестной Тотенской рати, был далеко не исключением среди воинов, служителей алтаря Христова.

Со страшными угрозами вынуждали поляки и русские изменники согласия Гермогена на грамоту о возвращении ополченцев по домам. Но в ответ слышалось одно: «Против вашего ножа я вооружусь силою креста святого. Пока язык мой слушается меня, я буду звать людей в бой за веру и отечество».

В мартовские дни 1611 года отряды ополчения заняли окраины столицы. Поляки спаслись в Кремле и в Белом городе только за стеной огня, подожженного ими со всех сторон города.

Несчастье первого русского ополчения состояло в том, что оно шло без единого твердого военного руководства, что в его ряды проникло много вражеских провокаторов. Искусно разжигаемые раздоры ослабили ополчение, расшатали в нем дисциплину, привели к уходу из-под столицы некоторых отрядов, и к вынужденному отступлению.

Святитель Гермоген, не перестававший благославлять восставших и проклинать интервентов и изменников, был заточен под крепчайший караул в подвалы Чудова монастыря. Но и отсюда голос патриарха-страдальца слышен был даже в отдаленных русских городах.

В зародившемся в Нижнем-Новгороде по призыву Кузьмы Минина ополчении Гермоген прозорливо увидал ядро нового, всесокрушающего патриотического движения. В Дмитрии Михайловиче Пожарском святитель предугадал будущего общерусского военного вождя. И из тиши кельи выносится на свет одно из последних деяний патриарха — его пламенная, огромной впечатляющей силы грамота — послание к нижегородцам.

В этом выдающемся историческом документе великий старец возлагает на нижегородцев великое дело: сообщать от городов грамоты, снова призвать всех к объединению; повелевает им стоять во главе городов и людей, ополчившихся за родину, говорить везде от его, патриаршего имени.

«Пишите,— пламенно призывает Гермоген,— в Казань, да и в Вологду к Рязанскому владыке, да и во все города пишите, везде говорите моим именем, моим словом. Всем вам от меня благословение и разрешение в сем веке и в будущем. Стойте за веру неподвижно (то есть непоколебимо), а я за вас Бога молю».

Широко известно значение святительских посланий в деле организации нижегородского ополчения, ставшего вскоре всероссийской народной армией, которая разгромила и изгнала захватчиков из земли русской. Не ошибемся если скажем: Пожарский был военным вождем народного ополчения, был так сказать мечом восставшей за свою честь Руси; Минин был зачинателем и собирателем великого ополчения, патриарх Гермоген был вдохновителем Минина. Устами Минина говорил Гермоген,— устами Гермогена говорила совесть и душа древней Руси — Православная Церковь. Гермоген — это персонифицированная Русь в лучших качествах ее народной души.

В феврале 1612 года, уморенный голодом, патриарх Гермоген скончался. 22 октября того же года народные полки, предшествуемые иконой Казанской Божьей Матери (которую святитель в своем послании велел нижегородцам взять с собой в поход), торжественно вступили в Московский Кремль. Поляки вынуждены были очистить все захваченные ими земли. .

Пройдя через длительное горнило испытаний, Русь очистилась и снова объединилась.

С полным основанием мы считаем патриарха Гермогена одним из величайших русских патриотов.

И. Н. ШАБАТИН

(Журнал Московской Патриархии №8 Август 1944 г.)